Одежда в средневековье
В помещении мужчины зачастую снимали обувь, оставаясь в одних шоссах, в которых было удобно перемещаться по коврам или по паркету [45]. Длина таких шнурков обычно варьировала от 2 до 4 см. Ношение платья в XIV—XVI веках определялось понятием «луковицы», когда верхнее платье надевалось поверх нижнего, и количество слоёв зависело от социального статуса хозяина, его состоятельности, профессиональной принадлежности, а также от местных традиций.
Воспроизводится с разрешения. Византийская империя гг. Эти влияния принесли революцию в моде. Богатые люди могли позволить себе, чтобы их слуги модифицировали их одежду, и они помогли изобрести несколько новых мод, включая шланг для ног мужчин, houppelandes длинный, сшитый на заказ внешний халат и другие декоративные обертывания.
Одним из реальных нововведений в средневековой моде стало то, что мужская и женская одежда стали развиваться в совершенно разных направлениях. Женщины продолжали носить длинные одежды, но теперь они были сшиты из отдельных кусков ткани, с плотно прилегающим верхом или лифом, подобранным к струящейся пышной юбке. Мужские туники, доходившие когда-то до щиколоток, становились все короче, пока к четырнадцатому и пятнадцатому векам не заканчивались на талии.
Мужчины также носили плотно прилегающие шланги, которые демонстрировали форму их ног. Одной из главных причин этой революции моды было появление профессионального портного. В прошлом люди сами шили себе одежду, а если они были богаты, то для них шили одежду слуги. Для большинства это означало, что одежда была довольно простой. В развивающихся королевствах Европы, однако, искусные ремесленники начали организовываться в гильдии, или организации людей с похожими профессиями.
Одной из таких профессий было пошив, изготовление, ремонт и изменение одежды. Эти портные развили свои навыки и вскоре сделали пошив одежды работой для мужчин, а не для женщин.
К году в Париже, Франция, работало семьсот портных. Портные по всей Европе разработали новые методы кройки и шитья, которые позволили более точно подогнать, более замысловато скроить одежду. Влияние профессионального пошива можно увидеть в одежде позднего Средневековья, но действительно стало заметным во время возрождения пятнадцатого века и за его пределами. Средневековье было, возможно, последним периодом в европейской истории, когда одежда была в первую очередь простой необходимостью, а не экстравагантной, постоянно меняющейся модой.
Дзен Статьи Средневековье Мода и одежда в Средние века. Средневековый костюм знати Законы о роскоши, установленные в Средние века, ограничивали расходы на одежду для поддержания классовой структуры. Предыдущая статья Следующая статья. Более того, вслед за женщинами от рук отбились и мужчины, начиная с х годов мужской костюм вслед за женским обзавёлся отрезным лифом и спинным швом, позволявшим подчеркнуть каждую линию тела, а также длинным рядом пуговиц.
Новый наряд был столь узким и тесным, что не надевался без посторонней помощи, вызывая насмешки и издевательства поклонников строгого образа жизни. Монах-хронист из Сен-Дени Мишель Пентуэн с негодованием писал о новомодном платье « столь узком и тесном, что его не надеть без посторонней помощи, процесс же снимания такового наводит на мысль о ремесле живодера » [5]. Дальше больше, мужской наряд стал катастрофически укорачиваться, вплоть до того, что в самом смелом варианте т.
С точки зрения той же морали, подобное «бесстыдство» низводило носящего подобное платье на уровень животного или дикаря. Но всё возмущение моралистов не могло остановить поступательный ход истории. В дальнейшем короткое платье то уходило в тень, то появлялось вновь, но окончательно не забывалось [7]. Если историю женского декольте проследить затруднительно, то касательно мужской моды, с достаточной уверенностью можно сказать, что она зародилась в среде молодых дворян — оруженосцев и пажей.
Вызвали её к жизни, по-видимому, чисто военные нужды, в длинном платье, надетом на или под защитное вооружение было трудно и неудобно сражаться, тем более что всё чаще древнюю стёганку стал заменять тяжёлый металлический доспех.
В коротком платье также было проще прислуживать — обязательный этап жизни молодого дворянина включал помощь господину в качестве пажа, оруженосца и «благородного слуги» — вплоть до выхода из юношеского возраста и посвящения в рыцари.
Длинное и широкое платье было для исполнения подобных функций неудобно. Также в самом обществе эта мода вызвала неоднозначную реакцию. Если церковь отвергла её немедля и сразу, вплоть до нынешнего времени сохранив длинные, струящиеся облачения, высшие дворяне определились в своём выборе не сразу.
Если Иоанн II и Карл V Мудрый безоговорочно отдавали предпочтение старомодным длинным одеждам, молодой и деятельный Карл VI стал публично показываться в коротком платье, после чего новая мода утвердилась уже окончательно [8]. Во времена позднего Средневековья одежда шилась из материалов как растительного, так и животного происхождения. Из первого типа известны были пенька , рами , особенно распространён был лён , шедший для пошива нижнего белья.
Хлопчатая ткань использовалась для пошива одежды, белья, из неё же изготовлялись подкладки, используемые в некоторых типах костюма [9]. Шёлк изначально привозился купцами с Ближнего Востока и Западного Средиземноморья, но уже в XV веке его производство началось в Лионе , причём пищей для гусениц шелкопряда служил местный тутовник. Однако, важнейшим сырьём для ткани в течение всего Средневековья оставалась шерсть; французская поговорка того времени утверждала что « под овечьими ногами песок превращается в золото » [10].
Добротную, тёплую и прочную шерсть давала гасконская и иберийская порода овец известная под именем «чурро», однако, наилучшей считалась английская продукция. Шетландские и костуордские породы славились длинным, крепким волосом, изделия из подобной шерсти долго не изнашивались, и пользовались заслуженной славой. Североафриканские мериносы появились в XIV столетии, и распространение получили первоначально в Испании [9].
Стрижка овец, как правило, производилась в мае, причём стадо предварительно купали в реке или в ближайшем водоёме. Шерсть с живота и ног складывалась отдельно, так как она полагалась слишком грубой, и большей частью использовалась для изготовления волосяной набивки, или самых грубых и дешёвых ниток. Далее, с помощью специального решета, снятую шерсть очищали от грязи и комков. Эта работа считалась женской.
Затем шерсть подвергали многократному мытью, чтобы избавить её от кожного жира, промасливали, вычесывали, вновь отделяя грубый волос, использовавшийся затем для набивки матрацев, от шерсти для прядения [9]. Это прядение, как следующая стадия работы, считалось также почти исключительно женским и домашним занятием.
Прядильные мастерские были редки, большая часть работы выполнялась дома, причём если лён и пенька большей частью предназначались для домашнего же ткачества, и лишь избытки уходили на рынок, шерсть почти вся уходила на продажу.
Прялка была настолько привычным инструментом, что стала в литературе и иконографии непременным атрибутом женщины-крестьянки. Этот древний и крайне простой инструмент состоял поначалу всего лишь из доски , которую ставили стоймя, и веретена с пряслицем; вытяжение нити было процессом исключительно ручным, утомительным, а порой и болезненным, однообразные движения по скручиванию нити раздражали кожу.
Самопрялка , упрощающая и ускоряющая процесс вытягивания и скручивания волокон, была, по-видимому, изобретена в Персии , но через посредство итальянцев , быстро стала популярной в Европе, первое документальное упоминание этого инструмента датируется годом [11]. Как любое крупное изобретение, самопрялка вызвала к себе настороженность и даже враждебность, и была официально запрещена к использованию — из страха, что начнёт рушиться привычный образ жизни.
Но ни к какому результату эти запреты не привели. Самопрялка продолжала распространяться, давая двойственный эффект. С одной стороны, самопрялка, куда более тяжёлая и громоздкая, чем примитивный старинный инструмент, отнимала у женщины-крестьянки свободу, по сути дела, приковывая её к дому [11]. С другой, стало выгодным ремесленное производство пряжи. Первые мастерские открылись во Фландрии , затем королева Филиппа , жена Эдуарда III , памятуя, сколь выгодной оказалась торговля пряжей для её страны, основала в году прядильное производство в Норвиче , Англия , причём английская шерсть очень быстро завоевала место на европейском рынке [12].
Ткачество , как следующий этап производства, было уже чисто мужским делом. Ткань изготовляли на горизонтальных станках, натягивая на них нити основы, и с помощью двух поднимающихся планок, движения которых можно было регулировать с помощью педали, поднимали желаемые нити, давая утку проходить сквозь них вперёд и назад. Рядом с основным ткачом должен был обязательно находиться помощник, следивший за тем, чтобы нити не запутывались и не рвались.
Обычно эту работу поручали детям, которым из-за небольшого роста было не утомительно из раза в раз наклоняться к станку.
Ткачи Позднего Средневековья были, как правило, первоклассными мастерами, знающими своё дело досконально, при том что лишь очень немногие могли позволить себе приобрести в собственность мастерскую; большая часть из них состояла на жаловании у старших суконного цеха, имевших в своём распоряжении стада баранов, леса, наёмных работников и даже корабли для торговли с заморскими странами [13].
Готовая ткань отправлялась на многочисленные ярмарки, торговля тканью в Средние Века была прекрасно налаженным и весьма прибыльным делом, связывавшим Францию даже с такими отдалёнными странами как Индия и Китай.
Идущие в продажу ткани, как местные, так и привозные, обязательно подвергались контролю специальными представителями суконного производства, называемые фламандским словом eswardeurs. Только проверенные ими рулоны, снабжённые свинцовой печатью, могли официально быть выставлены для покупателя [14].
Небелёная ткань, грубая, серовато-коричневая, с многочисленными неровностями и узелками, продавалась мерным куском. Без дальнейшей обработки она могла идти только на лошадиные попоны, впрочем, самые бедные использовали её для постели, цистерцианцы закупали необработанное полотно для пошива монашеских ряс. Однако же, в большинстве случаев, ткань подвергалась дальнейшей обработке в суконных и красильных мастерских [14].
Первоначально её многократно промывали в чанах, мяли и перетирали с углём — эта процедура способствовала выравниванию волокон и исчезновению узелков. Затем полотно выбивали специальными билами и вымачивали его ногами в чанах, заполненных песком и винным осадком. Эта работа, не требовавшая ничего, кроме физической силы и здоровья, была уделом неквалифицированных работников, занимавших низшее положение среди членов суконного цеха.
Эта буйная и плохоуправляемая масса постоянно питала склонность к бунту, что время от времени проявлялось в драках и стычках, принявших особенно серьёзный размах, когда в XIII веке появилась возможность заменить валяльщиков механическими молотами, приводимыми в движение водяной мельницей. Взбунтовавшиеся чернорабочие разрушили несколько таких мельниц, отнимавших у них заработок, но конечно же, остановить историю подобные вспышки не могли [15].
Наконец готовая ткань по необходимости поступала к красильщикам, и от них уже передавалась портным и белошвейкам. Кроме своих тканей, использовались и привозные; торговые книги XIV века называют александрийский и татарский шелка , золотое и серебряное шитьё, кашемир , саржу , фланель , тафту , камку и даже своеобразное полотно, называемое cottum, которое выделывалось из кошачьей и собачьей шерсти [16]. Меха, вышедшие из моды ближе к концу XIII века, пятьдесят лет спустя вновь привлекли к себе внимание.
Высшую ступень в меховой иерархии занимали соболь zibeline , белый горностаевый мех с чёрными хвостиками ermine , идеально-белая его разновидность menu vair , очень высоко ценимая при дворе, а также vair — сложное меховое полотно, получаемое соединением кусочков меха белого горностая и серой белки, или просто серая белка с белым брюшком.
Считается, что название этого меха идёт от французского verre — «стекло», так как на свету он имеет стеклянистый блеск. Беличьи шкурки в большом количестве доставлялись из Венгрии. Меха этого типа, как правило, предназначались для платья короля, королевы и высших сановников.
Меньшей ценностью обладал gris — куний мех или зимний наряд европейской белки, в ряду с ним стоял кроличий мех lapin ; обе эти разновидности считались дворянскими.
В самом низу иерархии находились барашек mouton и бобр castor , использовавшиеся в частности для придворных облачений и ливрей [17]. Средневековье любило яркие цвета. Религиозные мыслители, как, к примеру, святой Бернард, отвергавшие яркие краски на основании их «соблазнительности», подменяющей стремление к небесному суетными удовольствиями бренного мира — оставались в безнадёжном меньшинстве.
Желание ярко и броско одеваться было неистребимо у всех классов общества, и сдерживалось исключительно соображениями денежного плана [18]. Во времена раннего Средневековья известные в текстильном деле красители , как растительного, так и животного происхождения, не отличались стойкостью, и достаточно быстро линяли после стирки или выгорали на солнце, так что яркие цвета были в основном уделом богачей, которые могли себе позволить часто менять платье, в то время как подавляющая часть населения поневоле вынужденно предпочитала бурые, серые или коричневато-бежевые оттенки.
В эти времена вкусы населения были достаточно консервативны; цветовая палитра строилась на основе из трёх цветов, вошедших в употребление ещё в античную эпоху — белого, красного, чёрного, в то время как остальные считались второстепенными и группировались вокруг каждого из них « по максимальному сходству ».
Средневековье с его мистическими наклонностями и умением видеть символику в малейших деталях, не преминуло разработать целую шкалу цветовой оценки, причём каждому из цветов придавалось определённое значение. Белый , воспринимавшийся как не-цвет, отсутствие цвета, выступал символом чистоты, целомудрия и непорочности.
В белое облачали ангелов на иконах , белый считался цветом упования на Бога, цветом высшей справедливости и вечности. С XIV века этот цвет стал особенно любимым и модным.
И в то же время для Средневековья была характерна подобная двойственность белый считался цветом отчаяния и смерти [19]. Даже королева Мария Стюарт , после смерти своего мужа в году всё ещё, по традиции, носила белое траурное платье. Чёрный полагался цветом умеренности, скромности, христианского смирения, а порой и покаяния перед Богом; с другой стороны его же ассоциировали со смертью, трауром и отчаянием.
В начале XIV века чёрный стал настолько популярен, что на короткое время едва ли не вытеснил остальные цвета и оттенки; эту новую моду ввёл герцог Бургундский Филипп Добрый , в течение многих лет одевавшийся в чёрное в знак траура по отцу , убитому в обычной для тех времён феодальной войне за власть [19]. И наконец, самым излюбленным оттенком, королём цветов был красный , с античных времён считавшийся противоположным белому.
Красный царил на рыцарских гербах , выступая в качестве основного на трети из них. В красном шли под венец невесты, огромные количества красных тканей, число оттенков которых доходило до пятнадцати, продавались на рынках. Красный символизировал гордость, победу, силу и мощь. Красный полагался цветом благочестивой щедрости, душевной широты, он же ассоциировался с учёностью, и властью, и, по распространённому поверью, отпугивал нечисть.
Красные ленточки принято было привязывать к детским ножкам, защищая таким образом малышей от всевозможных напастей, в частности, от кори и кровотечений. С другой стороны, красный цвет стойко ассоциировался с гневом и жестокостью, в красное порой заставляли одеваться проституток и палачей , красными одеждами в романах артуровского цикла щеголяют антагонисты главных героев [19].
Однако, к XII веку в употребление постепенно стали входить более стойкие красители, проникавшие в самую глубину волокон, и вместе с тем спрос на окрашенные ткани резко пошёл вверх, возросла и требовательность к эстетической стороне применяемой цветовой палитры. Революция в общественном вкусе, пришедшаяся на это время, имела в своей основе сложный набор причин, в котором нашли своё отражение развитие самой технологии окрашивания, экономические, и даже этические соображения.
Всё началось с того, что в это время была найдена рецептура получения стойкого небесно-голубого красителя, взамен мутного и не слишком привлекательного цвета, употреблявшегося ранее.
Кроме того, если ранее для создания голубых и синих оттенков требовалось привозное и крайне дорогое индиго , около XII века в употребление пошло дешёвое местное сырьё, дающее вместе с тем прекрасный цветовой эффект [20] [21].
Голубую краску научились получать, собирая листья вайды , обильно растущей по берегам Соммы , Эско и Гаронны. Листья толкли в ступке, превращая в однородную кашицу, которую затем оставляли бродить, подсушивали, и получившийся порошок добавляли в красильный чан. Жёлтую краску получали из резеды или чистотела , шелуха ореха окрашивала ткань в коричнево-чёрный цвет. Красную краску получали из кошенили или червеца , её же добывали из маренового корня , розовый цвет давала древесина одного из видов цезальпинии , глубокий чёрный оттенок получали, дважды погружая полотно в чан с голубой краской и затем дополнительно окрашивая его красным [19].
Окрашивание ткани, как последний этап её изготовления, было процессом долгим и достаточно сложным. Небелёное полотно само по себе имело бежевато-коричневый оттенок. Для дешёвого крестьянского платья оно могло продаваться и без дальнейшей обработки, но если речь шла о более дорогих его разновидностях, из мастерской ткача готовые отрезы поступали к красильщикам, относившимся, как и ткачи, к суконному цеху. Чтобы добиться нужного оттенка, полотно вымачивали в чанах с красильной жидкостью, куда также добавляли квасцы , закреплявшие цвет на ткани [19].
На изменение общественных предпочтений наложилось также то, что голубой считался во Франции «королевским». Он издавна был «семейным» для Капетингов , использование геральдических одежд голубого цвета было принято у всех многочисленных ветвей этого рода. Голубой цвет для обывателя приобретал дополнительную привлекательность как цвет Людовика Святого , пользовавшегося в те времена небывалым почтением и авторитетом.
Мишель Пастуро, посвятивший несколько работ истории цвета, обратил внимание на то, что как минимум в половине случаев популярность той или иной окрашенной ткани коррелировала с распространённостью соответствующего цвета в геральдике.
Это наложило отпечаток даже на словоупотребление — имена геральдических цветов становились техническими обозначениями, используемыми в текстильных мастерских. Голубой точнее, «лазурный», фр. Популярность эта оказалась на редкость устойчивой и сохраняется вплоть до настоящего времени [22]. Высокий спрос на голубой цвет в XII—XIV веках привёл к небывалому увеличению спроса на листья вайды, которая стала в огромном количестве культивироваться искусственно. Торговля голубой краской приобрела общеевропейский размах и вылилась в ожесточённое соперничество между торговцами мареновым корнем дававшим красную краску и торговцами вайдой.
Против соперников использовались все возможные способы борьбы, вплоть до того, что торговцы красной краской приказывали изображать чертей в церквях в голубых тонах, пытаясь подобным образом повлиять на общественный вкус. Но всё было напрасно [23]. Оттенки голубого символизировали преданность, справедливость, мудрость, учёность, а также верность в любви.
С XII века голубой цвет стал ассоциироваться с Девой Марией , вошло в традицию использовать этот цвет для изображения её одежд. С другой стороны, голубой почитался цветом незаконного рождения или глупости [24]. Жёлтый наоборот, пользовался дурной славой, и хотя принцы XV века порой одевались в золотисто-жёлтое, полностью игнорируя общественное мнение по этому поводу, у низших слоёв населения желтизна ассоциировалась в первую очередь с враждебностью или изменой христианству.
В жёлтое рядили еретиков после арльского собора года эта практика стала повсеместной , одежду подобного цвета или жёлтую нашивку во многих городах вынуждены были носить мусульмане и евреи. Статуты некоторых городов предписывали проституткам одеваться в платье того же цвета. К жёлтому, цвету глупости, измены, безумия, питали пристрастие городские и придворные шуты [25]. Отрицательное отношение к жёлтому цвету постепенно сошло на нет в конце XV века, однако, один из его оттенков — рыжий — до конца Средневековья считался отвратительным.
О том, насколько негативные эмоции он мог вызывать, можно судить уже по тому факту, что англичанин полагал себя оскорблённым, если ему демонстрировали кусок рыжей материи [19]. Пурпур , в свою очередь, символизировал мудрую осторожность, сдержанность, с другой стороны — чванливость, уныние и прожорливость.
Розовый и серый вошли в моду в конце XIV века, но не получили широкого распространения, оставаясь в основном цветами одежды имущих классов [26]. Коричневый , наоборот, часто встречался в одежде слуг и людей скромного достатка. И наконец, зелёный почитался цветом пылкой юности, красоты, отваги и свободы [19].
Так, сохранившаяся опись костюмов юных сыновей Иоанна Доброго , указывает на зелёный как на «весенне-летний» цвет, из которого полагалось шить для них лёгкое платье, предназначенное для тёплого времени года, в то время как «зимними» цветами полагались алый и синий. С другой стороны, с ним ассоциировалась беспорядочная жизнь, безумие, ветреность и расточительство, в общем, любое нарушение привычного порядка [25].
В романах артуровского цикла , в зелёное постоянно одевается рыцарь Тристрам или Тристан Лионесский , несчастный возлюбленный королевы Изольды. Несколько французских городов, в частности, Марсель , предписывали проституткам носить зелёное платье.
Однако, несмотря на все отрицательные ассоциации, с ним связанные, этот цвет стал исключительно моден в конце XIV века [19]. Но особенно нетерпимо Средневековье было настроено к полосатым тканям.
Подлинная причина подобной антипатии до конца неясна, более того, она была уже не совсем понятна даже для людей той эпохи. Для объяснения привлекалась, конечно же, Библия , где заповедь « не носить разные ткани » в современную эпоху толкующаяся как запрет на соединение в одном платье растительного и животного материала в те времени понимался как запрет рисунка из разноцветных полос.
Мишель Пастуро, посвятивший специальное исследование истории полосатых тканей, выдвигает для этого запрета ещё одно оригинальное объяснение. Зрительное восприятие средневекового европейца привычно было к чтению гербов, которое начиналось с фона, и далее поднималось вверх по фигурам, от самой крупной к самой мелкой детали.
Полосатые ткани невозможно было рассмотреть подобным образом, они вызывали замешательство и мельтешение в глазах. Так это или нет до конца неизвестно, однако следует сказать, что в Средневековье существовала стойкая традиция изображать в полосатой одежде падших ангелов, врагов христианства и прочих столь же малоприятных персонажей.
Полосатое платье было в обиходе исключительно среди шутов, подчеркивавших таких образом свою маргинальность, вызов, бросаемый «благонамеренному» обществу. Для того, чтобы сделать этот вызов ещё более шокирующим, шуты зачастую облачались в зелёно-жёлтую гамму, вплоть до конца XVI века ассоциировавшуюся в глазах обывателя исключительно с помешательством.
И наконец, графиня Маго Артуа своим указом от года прямо запретила ношение полосатых тканей [19]. Интересно, что с подобными запретами прекрасно уживалась двуцветность, вошедшая в моду ещё в XII веке, и просуществовавшая до конца позднего Средневековья.
По этой моде полагалось надевать узкие чулки — шоссы противоположных цветов например, одну чёрную, другую белую , или носить верхний камзол или, как его тогда называли, пурпуэн , сшитый из двух противоположных по цвету половин. Особенно щегольски смотрелся вариант, когда чёрной или красной шоссе сопутствовала белая половина пурпуэна или наоборот. Как правило, выбор цветов для костюма такого типа для дворянина должен был соответствовать основным цветам его герба.
Зачастую одну из половин дополнительно украшали вышивкой. Всевозможные эксперименты по смешиванию цветовых оттенков в одном костюме особенно были характерны для итальянской моды XIV века, которой стремились следовать также высокопоставленные французские дворяне. Средневековое бельё выполняло сразу несколько функций. Во-первых, оно призвано было защищать верхнее платье от пота, жира и прочих выделений тела. Это было достаточно важно, так как при высокой цене платья, неизбежной при ручном его изготовлении, подобная защита требовалась обязательно.
С другой стороны это верхнее платье, зачастую достаточно грубое и жёсткое из-за вшитой в него золотой и серебряной нити, при соприкосновении с кожей, царапало и раздражало её, так что некая прослойка представлялась совершенно необходимой. Оно состояло из двух частей — нижней рубашки или камизы и брэ, предшествовавших современным кальсонам или трусам [27]. Во времена, когда нагота представлялась скандальной, а лицезрение собственного тела соблазнительным и опасным для добродетели, бельё стало предметом богословских споров.
В частности, в вопросе о том, следует ли носить бельё монахам , Святой Амвросий в своём произведении «Касательно обязанностей духовенства », утверждал, что ношение его обязательно, ибо сама природа «учит и направляет нас, дабы мы прикрывали некие части тела», настаивая на том, чтобы монашествующие в церкви а также во время мытья в обязательном порядке носили брэ.
Это постановление оправдывалось ссылкой на книгу Исход , где Господь учит Моисея сделать для Аарона и его сыновей льняные покровы во французском переводе Библии «льняные брэ» , для того, чтобы прикрыть наготу. Бельё, таким образом, превращалось в гарант целомудрия и скромности — однако, не все религиозные ордена приняли это установление.
Так, для целестинцев ношение нижнего белья не поощрялось, и наоборот, клюнийские монахи по уставу своего ордена обязаны были иметь две пары сменных брэ и несколько пар верхней одежды и башмаков. Что касается светской жизни, камиза и брэ составляли непременную часть обряда гостеприимства — уставшему с дороги путешественнику обязательно следовало предоставить горячую воду для мытья и чистое бельё [28]. Вообще понимание «нижнего белья» как чего-то интимного, должного быть скрытым под верхним платьем было совершенно чуждо средневековому менталитету [29].
Бельё представлялось такой же одеждой, как всё остальное, брэ выглядывали в разрезах чулок, а рубашку зачастую специально украшали вышивкой и камнями на рукавах и воротнике, чтобы демонстрировать её из-под верхней одежды. Ношение одного только белья без верхней одежды конечно же, в тёплое время года , было характерно для беднейших слоёв общества.
Об этом упоминает британский историк Йен Мортимер, характеризуя английское простонародье XIV века на основе документов того времени: «Крестьянин-холостяк, у которого из одежды есть всего одна рубашка и туника, обычно считает стирку одежды частью процесса мытья» [30].
Таким образом одевались нищие на парижских улицах или крестьяне во время полевых работ.
Для прочих слоёв общества необходимость показаться публично босиком, в рубашке и брэ являлась показателем унижения. Подобная необходимость служила в качестве наказания или епитимьи — так, например, сохранился приказ Эдуарда III , предписывавшего заложникам из Кале прибыть к нему в знак полного подчинения босиком, одетым лишь в нижнее бельё [31].
В Средние века не существовало такого понятия, как одежда для сна. Спать ложились как и одетыми как и в верхнюю одежду, так и нижнее бельё , так и обнажёнными, что подтверждается как и миниатюрами, так и упоминаниями в документах и литературе [32] [29]. Более распространённой была практика спанья в голом виде [32] [29]. В частности, в романе XIV века о Ланцелоте описывается рыцарь, лёгший спать, не сняв себя ни ни рубаху, ни брэ фр. С другой же стороны, Жан де Жуанвиль в своих воспоминаниях, что, будучи больным судя по всему, малярией , спал в одной рубахе-камизе [33] :.
Из-за ранений, полученных мною еще на заговенье, болезнь войска поразила и меня. Когда он совершал освящение, то едва не упал в обморок.
Увидав, что он вот-вот упадет, я, босой, в одной рубахе, соскочил с кровати, подхватил его и сказал ему, чтобы он быстро и спокойно продолжал причащение и что я не отпущу его, пока он не закончит; он пришел в себя, закончил причащение и отслужил всю мессу; но больше он никогда уже не служил ее.
Поверх головы в гигиенических целях и для сохранения тепла обвязывали плат [35] на манер тюрбана [32].
В XIV веке, судя по всему, появляются ночные колпаки [29] [36]. В частности, упоминание о них а также о спанье в камизе содержится в « Кентерберийских рассказах » английского поэта Джеффри Чосера [33] :. Бог ведает, что ощущала Мая, Его в одной сорочке созерцая И в колпаке ночном. Я убежден, Что ей не по душе пришелся он. But God woot what that may thoughte in hir herte, Whan she hym saugh up sittynge in his sherte, In his nyght-cappe, and with his nekke lene; She preyseth nat his pleyyng worth a bene.
В седьмом разделе первой главы упоминается, в частности, как жене следует укладывать своего мужа в постель: она должна «…поставить его обувь перед пылающим очагом, обмыть ему ноги, предложить чистые башмаки и чулки.
Накормить сытно и напоить, прислуживая ему со всем почтением. После надеть на него ночной колпак и уложить его спать на чистых простынях, укрыть теплыми мехами и удовлетворить его потребности в других удовольствиях и развлечениях, интимных забавах и тайнах любви, о которых я умолчу [37] » старофр. XIV-м же веком датируются самые ранние изображения ночных колпаков: они встречаются на итальянских фресках кисти Бернардо Дадди и Меммо ди Филиппуччо [39].
Ночной колпак Позднего Средневековья представлял плотную, невысокую шапочку с плотно прилегавшими отворотами, чаще всего белого цвета [36] но на вышеприведённых фресках ночные колпаки красного цвета с белой подкладкой. Так, внебрачный сын английского короля Генриха VIII Генри Фицрой , изображён на своём на портрете-миниатюре в рубахе нараспашку с тремя завязками на вороте и облегающем и скрывающем все волосы ночном колпаке, вышитым чёрными нитями [41].
В XVI веке появляется ночная рубашка её прообраз, «юбка для спальни», упоминается в году в одном из чешских документов , тогда же, наряду с ней среди дворянства и буржуазии распространяются и ночные колпаки [42] [41].
В частности, одним из первых английских государей, постоянно носивших в постель ночную рубашку, согласно записям, был вышеупомянутый Генрих VIII [41]. Существовали в том числе и специальные руководства для слуг, описывавшие, как правильно готовить своего господина ко сну [35]. Также не существовало одежды для плавания, чаще всего купались голышом. Однако некоторые изобразительные источники свидетельствуют, что мужчины могли купаться и в брэ, а женщины — в камизах. Исторически брэ фр.
Название этого вида белья этимологически связано с braiel — тесьмой, удерживавшей их на поясе. Изначально брэ имели вид широких штанов, длина которых доходила до середины икры ноги, однако уже в следующем столетии они превратились в подобие колготок с широким основанием и узкими штанинами. Длина брэ постепенно уменьшалась, и к концу XV века они стали напоминать современные плавки , несколько заниженные на животе, для удобства ношения отдельные экземпляры, судя по изобразительным источникам XV-XVI вв.
Впрочем, длина эта продолжала несколько варьироваться в зависимости от особенностей климата, времени года, и сословной принадлежности их хозяина; если брэ выступали в качестве верхней одежды, их предпочитали делать несколько длиннее — до середины бедра; в этом случае они напоминали скорее короткие льняные шорты. Если хозяин брэ был слишком беден, чтобы позволить себе жиппон, на поясе брэ делались дырочки для удерживания шосс.
Людовик Сварливый , страдавший от дизентерии , бывшей в те времена настоящим бичом во время походов, ввёл на время печальную моду — брэ с глубоким разрезом сзади [27]. Во времена более древние распространены были кожаные брэ, но в XIV—XV веках основным материалом для изготовления брэ был лён, как правило, ткань перед пошивом белили хотя на изобразительных источниках XV-XVI веков, преимущественно на территории Священной Римской Империи , встречаются брэ тёмных цветов — чёрные и тёмно-синие [43].
Встречались, однако, шерстяные и хлопковые брэ, знать могла позволить себе и шёлковое нижнее бельё. Обычай предписывал часто менять брэ, стирать их должен был сам хозяин, впрочем, при достаточных средствах, он мог нанять для этой цели специальных мужчин-прачек так, сохранилось распоряжение короля Эдуарда IV Английского касательно жалования для подобного рода наёмного работника.
Женщины, из соображений приличия, к стирке мужского белья не допускались [44]. По-видимому, брэ был исключительно мужским предметом одежды, и женщины не носили нижнего белья в частности, женщину задравшую подол своих камизы и котты, под которыми ничего нет, можно заметить на миниатюре «Февраль» часослова герцога Беррийского [29]. На некоторых миниатюрах и гравюрах, описывающих т.
Однако в году в австрийском замке Ленгберг был обнаружен комплект из брэ и некоего подобия бюстгальтера , датируемого серединой XV века.
Впрочем, не исключено, что брэ могли быть мужскими [43]. В эпоху позднего Средневековья обычай ношения брэ всё больше распространялся, доходя до самого низа социальной лестницы и до самых отдалённых европейских народов, ношение брэ стало показателем воспитанности и даже утончённости.
Так Фруассар гордился тем, что научил ирландцев носить брэ, избавив их таким образом от грубых старинных обычаев, « приказав изготовить множество пар нательного белья и отправив таковые в дар королю и его приближённым » [27]. Нижняя рубаха фр. Её носили равно и мужчины и женщины, однако, мужская камиза была несколько более короткой, доходя до середины бедра или до колен — единого стандарта не существовало и всё зависело исключительно от индивидуального вкуса. Женские рубахи, как правило, должны были доходить до щиколоток, в верхней части камизы могли делаться конические мешки — предшественники современных бюстгальтеров.
Эти мешки были удобны тем, что позволяли зрительно увеличивать маленькую от природы грудь, закладывая внутрь дополнительные слои материи или подушечки, чтобы таким образом, получить требуемую форму и размер.
Другой способ состоял в том, чтобы надеть на или реже — под камизу широкую повязку, целиком закрывавшую грудь и поддерживавшую её. Эта повязка также позволяла регулировать размер: слишком объёмную грудь, также бывшую не в чести, можно было визуально уменьшить, затягивая повязку. Модницы порой слишком усердствовали в этом, вызывая тревогу тогдашних врачей, безуспешно пытавшихся убедить дам, что чрезмерное давление на грудь может стоить им здоровья.
Чаще всего камизы шились из полотна белого цвета, цветные камизы были крайне редки, оставаясь данью индивидуальному капризу.
Для севера и запада страны более характерны были рубашки из льна, в то время как в остальных местах предпочитали пеньковое полотно, хотя встречались и хлопковые, и дорогие шёлковые камизы. Уже к концу XIV на изобразительных источниках уже присутствуют камизы, по-видимому изготовленные из лёгких или полупрозрачных тканей [29].
Крой камизы оставался достаточно простым и непритязательным — вместе сшивались передняя и задняя половины, горловина чаще всего была V-образной и достаточно широкой, к воротнику пришивались короткие тесёмки также белого цвета или пуговицы.
Существовали, впрочем, и более дорогие разновидности с широким запахивающимся воротником. Рукава были неизменно длинными, доходя до запястий, в зависимости от вкуса мастера или заказчика, их делали широкими или наоборот — узкими, заканчивающимися манжетой.
Горловину и манжеты порой украшали вышивкой, с расчётом на то, что эти части будут выглядывать из-под верхней одежды, особенно эта мода распространилась в среде богачей в конце XV века [27]. Первоначально покрой женской камизы был идентичен покрою верхней рубахи, котты, и камиза обладала длинными рукавами. Однако впоследствии появляются камизы без рукавов и на бретельках. Изготовление нижнего белья считалось в те времена занятием чисто домашним.
Волокно пряли и затем ткали и шили в богатых домах служанки, или специально нанятые с этой целью женщины, в бедных — жёны и дочери хозяев. По замечанию Флорана Вениеля, посвятившего специальную работу мужской одежде французского Средневековья, это было одно из немногих занятий, с помощью которого женщина могла заработать себе на хлеб.
В эпоху куртуазного рыцарства распространено было «испытание камизой» в русскоязычных изданиях также «испытание рубашкой» перед которым отступали порой даже самые смелые. Суть испытания состояла в том, чтобы выйти на турнирное поле навстречу копьям и мечам противников в одной лишь нижней одежде, вместо доспехов надев на себя нижнюю рубаху любимой.
Многочисленные ранения храбрецу были обеспечены, и все же находились горячие головы, принимавшие вызов. Также одну лишь камизу в качестве рабочей одежды использовали женщины-банщицы [29]. Слово « шоссы » фр. Шоссами в Средневековье принято было именовать носившиеся в обтяжку на ноге узкие чулки, привычные как для мужчин, так и для женщин, с единственной оговоркой, что во втором случае они скрывались под длинным платьем, а в первом выставлялись на всеобщее обозрение.
В начале своего существования шоссы делались из двух кусков ткани, сшивавшихся между собой, позднее их стали шить из одного узкого куска, соединяя края швом, располагавшимся сзади. Шоссы обычно кроили так, чтобы основная нить приходилась по диагонали, таким образом обеспечивалась и плотность, с которой они прилегали к ноге, и определённая эластичность.
В качестве материала для шосс мог использоваться лён, шерсть или даже шёлк. Для того, чтобы получить эффект максимального обтягивания, шоссы не закреплялись тесьмой на поясе. Вместо того, в их верхней части проделывали отверстия, через которые они с помощью шнурков плотно прикреплялись к жиппону или, при отсутствии такового к поясу брэ.
В помещении мужчины зачастую снимали обувь, оставаясь в одних шоссах, в которых было удобно перемещаться по коврам или по паркету [45]. Желание во что бы то ни стало продемонстрировать красивую форму ног привело к тому, что знать, в особенности после Столетней войны, когда стремление превзойти противника на поле боя сменилось стремлением перещеголять друг друга в роскоши, стала отдавать безусловное предпочтение цельным шоссам, по форме напоминающим современные плотные и узкие колготки.
При том, что материал того времени отнюдь не отличался эластичностью и плохо растягивался, погоня за модой оборачивалась порой достаточно комичным результатом — шоссы стесняли движения, более того, попытка сесть на слишком низкое сидение приводила к тому, что они рвались. Был популярен мех животных, особенно горностая и лисица. Одежда для королевских особ и знатных женщин состояла из множества слоев.
Их нижнее белье было сделано из бриджей, рукавов и сорочек и покрыто нижней юбкой из льна или шелка. Поверх юбки было длинное платье, которое текло за благородной женщиной, и это платье было покрыто роскошной туникой.
Внутри замка носили специальные замковые ботинки, а второй комплект обуви из дерева и кожи надевали для прогулок на свежем воздухе. Кружева, вышивка и драгоценные камни на одежде добавляли облику представительности и буквально кричали о богатстве. Мех урезал как мантии платьев, так и манжеты для мужчин. Поначалу дамы носили шелковые покрывала , но в позднем средневековье стали предпочитать им шляпы, которые постепенно становились все острее и выше. Дополнением к средневековой одежде служили пояса, сумки, обереги.
У коронованных особ пояса декорировались драгоценными камнями; рыцари носили пояса, свидетельствующие о посвящении в орден; священники довольствовались шнуровкой на талии.
Дзен Статьи Everyday Past Мода средневековых аристократов. Everyday Past. Многослойность одежды.
