Как отнесся к утешению луки клещ
Нет пристанища… ничего нет! Надо ли воспринимать жизнь такой, какая она есть на самом деле со всей её безысходностью для обитателей ночлежки, или жить иллюзиями? Из истории жизни Сатина известно, что он отсидел в тюрьме: «убил подлеца в запальчивости и раздражении… Из-за родной сестры…» Сатин уже ни во что не верит, себя он считает мёртвым: «Актёр высовывая голову с печи. Правая рука у него на перевязи.
Любимое стихотворение… плохо это, старик? Ну, чего? Ты… лечись! От пьянства нынче лечат, слышь! Бесплатно, браток, лечат… такая уж лечебница устроена для пьяниц… чтобы, значит, даром их лечить… Признали, видишь, что пьяница — тоже человек… и даже — рады, когда он лечиться желает! Ну-ка вот, валяй! А это… в одном городе… как его? Название у него эдакое… Да я тебе город назову!.. Ты только вот чего: ты пока готовься! Воздержись… возьми себя в руки и — терпи… А потом — вылечишься… и начнешь жить снова… хорошо, брат, снова-то!
Ну, решай… в два приема…. Актер улыбаясь. Снова… сначала… Это — хорошо. Н-да… Снова? Ну… да! Я могу?!. Ведь могу, а? Актер вдруг, как бы проснувшись. Ты — чудак! Прощай пока! Старичок… прощай… Уходит. Клещ оглядывается, молча подходит к жене, смотрит на нее и делает какие-то жесты руками, как бы желая что-то сказать.
Что, браток? Клещ негромко. Ничего… Медленно идет к двери в сени, несколько секунд стоит пред ней и — уходит. Это ничего! Это — перед смертью… голубка. Ничего, милая! Ты — надейся… Вот, значит, помрешь, и будет тебе спокойно… ничего больше не надо будет, и бояться — нечего!
Тишина, спокой… лежи себе! Смерть — она все успокаивает… она для нас ласковая… Помрешь — отдохнешь, говорится… верно это, милая! Потому — где здесь отдохнуть человеку? Пепел входит. Он немного выпивши, растрепанный, мрачный.
Садится у двери на нарах и сидит молча, неподвижно. Ты — верь! Спокой и — больше ничего! Призовут тебя к господу и скажут: господи, погляди-ка, вот пришла раба твоя, Анна…. Пепел при звуке голоса Медведева поднимает голову и прислушивается. Стало быть, знаю, господин ундер…. А господь — взглянет на тебя кротко-ласково и скажет: знаю я Анну эту! Ну, скажет, отведите ее, Анну, в рай!
Пусть успокоится… знаю я, жила она — очень трудно… очень устала… Дайте покой Анне…. Не будешь! Ты — с радостью помирай, без тревоги… Смерть, я те говорю, она нам — как мать малым детям…. Ну… еще немножко… пожить бы… немножко! Коли там муки не будет… здесь можно потерпеть… можно! Лука Пеплу, негромко. Слышь, — не кричи! Тут — женщина помирает… уж губы у нее землей обметало… не мешай! Тебе, дед, изволь, — уважу!
Ты, брат, молодец! Врешь ты хорошо… сказки говоришь приятно! Ври, ничего… мало, брат, приятного на свете! А поймаешь, — на горе всему вашему гнезду. Ты думаешь — я молчать буду перед следователем? Жди от волка толка!
Спросят: кто меня на воровство подбил и место указал? Мишка Костылев с женой! Кто краденое принял? Лука смиренно.
Я ведь — ничего! Я только говорю, что, если кто кому хорошего не сделал, тот и худо поступил…. Медведев не поняв. Мы тут… все друг друга знаем… а ты — кто такой! Сердито фыркая, быстро уходит. Дуришь ты, Василий. Чего-то храбрости у тебя много завелось… гляди — храбрость у места, когда в лес по грибы идешь… а здесь она — ни к чему… Они тебе живо голову свернут…. Н-ну, нет! Нас, ярославских, голыми руками не сразу возьмешь… Ежели война — будем воевать…. Мой путь — обозначен мне! Родитель всю жизнь в тюрьмах сидел и мне тоже заказал… Я когда маленький был, так уж в ту пору меня звали вор, воров сын….
А хорошая сторона — Сибирь! Золотая сторона! Кто в силе да в разуме, тому там — как огурцу в парнике! А ты мне — поверь, да поди сам погляди… Спасибо скажешь… Чего ты тут трешься? И… чего тебе правда больно нужна… подумай-ка! Она, правда-то, может, обух для тебя…. И чего вы оба мелете? Не пойму… Какой тебе, Васька, правды надо?
И зачем? Знаешь ты правду про себя… да и все ее знают…. Лука молчит, улыбаясь. Люди все живут… как щепки по реке плывут… строят дом… а щепки — прочь…. Пепел молча, удивленно и упорно смотрит на старика. Пойду, чаю попью… идемте в трактир? Лука подходит к двери в сени, отворяет ее и громко хлопает ею.
Затем — осторожно влезает на нары и — на печь. Василиса крепко стягивает платок на плечах, прижимая руки ко груди. Идет к постели Анны, осторожно смотрит за полог и возвращается к Пеплу.
Ну… говори…. Что же говорить? Насильно мил не будешь… и не в моем это характере милости просить… Спасибо тебе за правду…. Женщина кладет ему руку на шею, но он стряхивает руку ее движением плеча. Ты знаешь… что притворяться?
Василий… я — человек прямой… Тише. Скрывать не буду… ты меня обидел… Ни за что ни про что — как плетью хлестнул… Говорил — любишь… и вдруг…. Вовсе не вдруг… я давно… души в тебе нет, баба… В женщине — душа должна быть… мы — звери… нам надо… надо нас — приучать… а ты — к чему меня приучила?.. Что было — того нет… Я знаю — человек сам в себе не волен… Не любишь больше… ладно! Так тому и быть…. Нет, погоди! Все-таки… когда я с тобой жила… я все дожидалась, что ты мне поможешь из омута этого выбраться… освободишь меня от мужа, от дяди… от всей этой жизни… И, может, я не тебя, Вася, любила, а… надежду мою, думу эту любила в тебе… Понимаешь?
Ждала я, что вытащишь ты меня…. Не горячись! Можно все сделать тихо, по-хорошему… Хочешь — женись на ней? И я тебе еще денег дам… целковых… триста! Больше соберу — больше дам….
Пепел тихо свистит. Вон что-о! Это — ты ловко придумала… мужа, значит, в гроб, любовника — на каторгу, а сама…. Зачем — каторга? Ты — не сам… через товарищей! Да если и сам, кто узнает? Наталья — подумай! Деньги будут… уедешь куда-нибудь… меня навек освободишь… и что сестры около меня не будет — это хорошо для нее.
Видеть мне ее — трудно… злоблюсь я на нее за тебя… и сдержаться не могу… мучаю девку, бью ее… так — бью… что сама плачу от жалости к ней… А — бью. И — буду бить! Не хвастаюсь — правду говорю. Подумай, Вася… Ты два раза из-за мужа моего в тюрьме сидел… из-за его жадности… Он в меня, как клоп, впился… четыре года сосет! А какой он мне муж? Наташку теснит, измывается над ней, нищая, говорит! И для всех он — яд…. Пепел вскакивает и дико смотрит на Костылева.
Это я… я! А вы тут… одни? А-а… Вы — разговаривали? Вдруг топает ногами и громко визжит. Васка… поганая! Нищая… шкура! Пугается своего крика, встреченного молчанием и неподвижностью. Прости, господи… опять ты меня, Василиса, во грех ввела… Я тебя ищу везде… Взвизгивая.
Спать пора! Масла в лампады забыла налить… у, ты! Нищая… свинья… Дрожащими руками машет на нее. Пепел хватает его за шиворот и встряхивает. На печи раздается громкая возня и воющее позевыванье. Пепел выпускает Костылева, старик с криком бежит в сени.
А — слышал! Как не слышать? Али я — глухой? Ах, парень, счастье тебе идет… Вот идет счастье!
Затем, значит, что — жарко мне стало… на твое сиротское счастье… И опять же, смекнул я, как бы, мол, парень-то не ошибся… не придушил бы старичка-то…. Слушай-ка, что я тебе скажу: бабу эту — прочь надо! Ты ее — ни-ни! Ты ее, дьяволицу, не слушай… Гляди — какой я?
Лысый… А отчего? От этих вот самых разных баб… Я их, баб-то, может, больше знал, чем волос на голове было… А эта Василиса — она… хуже черемиса! Ты — не говори! Лучше моего не скажешь! Ты слушай: которая тут тебе нравится, бери ее под руку, да отсюда — шагом марш!
Прочь уходи…. Чего там понимать? Всяко живет человек… как сердце налажено, так и живет… сегодня — добрый, завтра— злой… А коли девка эта за душу тебя задела всурьез… уйди с ней отсюда, и кончено… А то — один иди… Ты — молодой, успеешь бабой обзавестись…. Погоди-ка, пусти… Погляжу я на Анну… чего-то она хрипела больно… Идет к постели Анны, открывает полог, смотрит, трогает рукой. Пепел задумчиво и растерянно следит за ним. Исусе Христе, многомилостивый! Дух новопреставленной рабы твоей Анны с миром прими….
Торопливо выходят. Пустота и тишина. За дверью в сени слышен глухой шум, неровный, непонятный. Потом — входит Актер. Актер останавливается, не затворяя двери, на пороге и, придерживаясь руками за косяки, кричит.
Старик, эй! Ты где? Я — вспомнил… слушай. Шатаясь, делает два шага вперед и, принимая позу, читает. Если к правде святой Мир дорогу найти не умеет, — Честь безумцу, который навеет Человечеству сон золотой! Если б завтра земли нашей путь Осветить наше солнце забыло.
Завтра ж целый бы мир осветила Мысль безумца какого-нибудь…. Актер оборачиваясь к ней. А-а, это ты? А — где старичок… милый старикашка? Здесь, по-видимому, — никого нет… Наташа, прощай! Прощай… да! Искать город… лечиться… Ты — тоже уходи… Офелия… иди в монастырь… Понимаешь — есть лечебница для организмов… для пьяниц… Превосходная лечебница… Мрамор… мраморный пол!
Свет… чистота, пища… всё — даром! И мраморный пол, да!
Я ее найду, вылечусь и… снова буду… Я на пути к возрожденью… как сказал… король… Лир! Наташа… по сцене мое имя Сверчков-Заволжский… никто этого не знает, никто! Нет у меня здесь имени… Понимаешь ли ты, как это обидно — потерять имя? Даже собаки имеют клички…. Наташа осторожно обходит Актера, останавливается у кровати Анны, смотрит.
Без имени — нет человека…. Кашлять перестала, значит. Идет к постели Анны, смотрит, идет на свое место. Надо Клещу сказать… это — его дело…. Клещ идет сзади всех, медленно, съежившись. Татарин Клещу. Надо вон тащить! Сени надо тащить! Здесь — мертвый — нельзя, здесь — живой спать будет…. Все подходят к постели. Клещ смотрит на жену через плечи других. Кривой Зоб Татарину. Ты думаешь — дух пойдет? От нее духа не будет… она вся еще живая высохла…. Ты, девушка, не обижайся… ничего! Где им… куда нам — мертвых жалеть?
Э, милая! Живых — не жалеем… сами себя пожалеть-то не можем… где тут! Кривой Зоб. Ну, на такой случай — займи… а то мы соберем… кто пятак, кто — сколько может… А полиции заяви… скорее! А то она подумает — убил ты бабу… или что… Идет к нарам и собирается лечь рядом с Татарином. Наташа отходя к нарам Бубнова. Вот… будет она мне сниться теперь… мне всегда покойники снятся… боюсь идти одна… в сенях — темно….
Скоро весна, друг… тепло нам жить будет! Теперь уж в деревнях мужики сохи, бороны чинят… пахать налаживаются… н-да! А мы… Асан?.. Дрыхнет уж, Магомет окаянный…. Татарин вскакивая. Где хозяин? Хозяину иду! Нельзя спать — нельзя деньги брать… Мертвые… пьяные… Быстро уходит. Сатин свистит вслед ему. Бубнов сонным голосом.
Ложись, ребята, не шуми… ночью — спать надо! В глубине его — высокий кирпичный брандмауэр. Он закрывает небо. Около него — кусты бузины. Направо — темная, бревенчатая стена какой-то надворной постройки: сарая или конюшни. А налево — серая, покрытая остатками штукатурки стена того дома, в котором помещается ночлежка Костылевых.
Она стоит наискось, так что ее задний угол выходит почти на средину пустыря. Между ею и красной стеной — узкий проход. В серой стене два окна: одно — в уровень с землей, другое — аршина на два выше и ближе к брандмауэру. У этой стены лежат розвальни кверху полозьями и обрубок бревна, длиною аршина в четыре. Направо у стены — куча старых досок, брусьев.
Вечер, заходит солнце, освещая брандмауэр красноватым светом. Ранняя весна, недавно стаял снег. Черные сучья бузины еще без почек. На бревне сидят рядом Наташа и Настя. На дровнях — Лука и Барон. Клещ лежит на куче дерева у правой стены. В окне у земли — рожа Бубнова.
Настя закрыв глаза и качая головой в такт словам, певуче рассказывает. Вот приходит он ночью в сад, в беседку, как мы уговорились… а уж я его давно жду и дрожу от страха и горя.
Он тоже дрожит весь и — белый как мел, а в руках у него леворверт…. Родители, говорит, согласия своего не дают, чтобы я венчался с тобой… и грозят меня навеки проклясть за любовь к тебе.
Ну и должен, говорит, я от этого лишить себя жизни…» А леворверт у него — агромадный и заряжен десятью пулями… «Прощай, говорит, любезная подруга моего сердца! И отвечала я ему: «Незабвенный друг мой… Рауль…». Настя вскакивая. Молчите… несчастные! Ах… бродячие собаки! Разве… разве вы можете понимать… любовь? Настоящую любовь? А у меня — была она… настоящая!
Образованный ты человек… говоришь — лежа кофей пил…. А вы — погоди-ите! Вы — не мешайте! Уважьте человеку… не в слове — дело, а — почему слово говорится?
Рассказывай, девушка, ничего! Настя снова садится. Не хочу больше! Не буду говорить… Коли они не верят… коли смеются… Вдруг, прерывая речь, молчит несколько секунд и, вновь закрыв глаза, продолжает горячо и громко, помахивая рукой в такт речи и точно вслушиваясь в отдаленную музыку.
И вот — отвечаю я ему: «Радость жизни моей! Месяц ты мой ясный! И мне без тебя тоже вовсе невозможно жить на свете… потому как люблю я тебя безумно и буду любить, пока сердце бьется во груди моей! Но, говорю, не лишай себя молодой твоей жизни… как нужна она дорогим твоим родителям, для которых ты — вся их радость… брось меня! Пусть лучше я пропаду… от тоски по тебе, жизнь моя… я — одна… я — таковская! Пускай уж я… погибаю, — все равно! Я — никуда не гожусь… и нет мне ничего… нет ничего…» Закрывает лицо руками и беззвучно плачет.
Барон тоже смеется. Ты думаешь — это правда? Это все из книжки «Роковая любовь»… Все это — ерунда! Брось ее!.. Лука берет Настю за руку. Уйдем, милая! Я — знаю… Я — верю! Твоя правда, а не ихняя… Коли ты веришь, была у тебя настоящая любовь… значит — была она! А на него — не сердись, на сожителя-то… Он… может, и впрямь из зависти смеется… у него, может, вовсе не было настоящего-то… ничего не было!
Настя крепко прижимая руки к груди. Ей-богу… было это! Все было!.. Студент он… француз был… Гастошей звали… с черной бородкой… в лаковых сапогах ходил… разрази меня гром на этом месте! И так он меня любил… так любил! Я — знаю! Я верю! В лаковых сапогах, говоришь? Ну — и ты его тоже — любила? Наташа смущенно улыбаясь.
Так… Вот, думаю, завтра… приедет кто-то… кто-нибудь… особенный… Или — случится что-нибудь… тоже — небывалое… Подолгу жду… всегда — жду… А так… на самом деле — чего можно ждать? А то… воображу себе, что завтра я… скоропостижно помру… И станет от этого — жутко… Летом хорошо воображать про смерть… грозы бывают летом… всегда может грозой убить…. Клещ до этой поры неподвижный и безучастный — вдруг вскакивает. Не всем! Кабы — всем… пускай!
Тогда — не обидно… да! Мм… Любят врать люди… Ну, Настька… дело понятное! Она привыкла рожу себе подкрашивать… вот и душу хочет подкрасить… румянец на душу наводит… А… другие — зачем? Вот — Лука, примерно… много он врет… и без всякой пользы для себя… Старик уж… Зачем бы ему?
Лука выходит из-за угла. Ты, барин, зачем девку тревожишь? Ты бы не мешал ей… пускай плачет-забавляется… Она ведь для своего удовольствия слезы льет… чем тебе это вредно? Глупо, старик! Надоела она… Сегодня — Рауль, завтра — Гастон… а всегда одно и то же! Впрочем — я иду мириться с ней… Уходит. За красной стеной тихо звучит гармоника и песня. Надо, девушка, кому-нибудь и добрым быть… жалеть людей надо!
Христос-от всех жалел и нам так велел… Я те скажу — вовремя человека пожалеть… хорошо бывает! Вот, примерно, служил я сторожем на даче… у инженера одного под Томском городом… Ну, ладно! В лесу дача стояла, место — глухое… а зима была, и — один я, на даче-то… Славно — хорошо! Только раз — слышу — лезут! Лезут, значит, да!.. Взял я ружьишко, вышел… Гляжу — двое… открывают окно — и так занялись делом, что меня и не видят. Я им кричу: ах вы!..
А они, значит, на меня с топором… Я их упреждаю — отстаньте, мол! А то сейчас — стрелю!.. Да ружьишко-то то на одного, то на другого и навожу. Они — на коленки пали: дескать, — пусти! Ну, а я уж того… осердился… за топор-то, знаешь!
Говорю — я вас, лешие, прогонял, не шли… а теперь, говорю, ломай ветки один который-нибудь! Наломали они. Теперь, приказываю, один — ложись, а другой пори его! Так они, по моему приказу, и выпороли дружка дружку. А как выпоролись они… и говорят мне — дедушка, говорят, дай хлебца Христа ради! Идем, говорят, не жрамши. Вот те и воры, милая смеется … вот те и с топором! Да… Хорошие мужики оба… Я говорю им: вы бы, лешие, прямо бы хлеба просили.
А они — надоело, говорят… просишь-просишь, а никто не дает… обидно!.. Так они у меня всю зиму и жили. Один, — Степаном звать, — возьмет бывало, ружьишко и закатится в лес… А другой — Яков был, все хворал, кашлял все… Втроем, значит, мы дачу-то и стерегли. Пришла весна — прощай, говорят, дедушка! И ушли… в Россию побрели…. Действительно — так, — беглые… с поселенья ушли… Хорошие мужики!..
Не пожалей я их — они бы, может, убили меня… али еще что… А потом — суд, да тюрьма, да Сибирь… что толку? Тюрьма — добру не научит, и Сибирь не научит… а человек — научит… да! Человек — может добру научить… очень просто! А я вот… не умею врать! По-моему — вали всю правду, как она есть! Чего стесняться? Клещ вдруг снова вскакивает, как обожженный, и кричит. Какая — правда? Где — правда? Треплет руками лохмотья на себе. Вот — правда!
Работы нет… силы нет! Пристанища… пристанища нету! Издыхать надо… вот она, правда! На… на что мне она — правда? Дай вздохнуть… вздохнуть дай! Чем я виноват?.. За что мне — правду? Жить — дьявол — жить нельзя… вот она — правда!.. Клещ дрожит от возбуждения. Говорите тут — пра-авда! Ты, старик, утешаешь всех… Я тебе скажу… ненавижу я всех! И эту правду… будь она, окаянная, проклята! Будь она — проклята! Бежит за угол, оглядываясь. Пепел медленно выходит из-за угла.
Мир честной компании! Что, Лука, старец лукавый, всё истории рассказываешь? Пепел садится. Не люблю его… больно он зол да горд.
Передразнивая Клеща. И — все его ниже будто… Работай, коли нравится… чем же гордиться тут? Ежели людей по работе ценить… тогда лошадь лучше всякого человека… возит и — молчит! Твои дома? Лука задумчиво, Бубнову. Вот… ты говоришь — правда… Она, правда-то, — не всегда по недугу человеку… не всегда правдой душу вылечишь… Был, примерно, такой случай; знал я одного человека, который в праведную землю верил…. В праведную землю. Должна, говорил, быть на свете праведная земля… в той, дескать, земле — особые люди населяют… хорошие люди!
И вот человек все собирался идти… праведную эту землю искать. Был он — бедный, жил — плохо… и, когда приходилось ему так уж трудно, что хоть ложись да помирай, — духа он не терял, а все, бывало, усмехался только да высказывал: «Ничего!
Еще несколько — пожду… а потом — брошу всю эту жизнь и —уйду в праведную землю…» Одна у него радость была — земля эта…. И вот в это место — в Сибири дело-то было — прислали ссыльного, ученого… с книгами, с планами он, ученый-то, и со всякими штуками… Человек и говорит ученому: «Покажи ты мне, сделай милость, где лежит праведная земля и как туда дорога?
Всё верно, все земли показаны, а праведной — нет!.. Человек — не верит… Должна, говорит, быть… ищи лучше! А то, говорит, книги и планы твои — ни к чему, если праведной земли нет… Ученый — в обиду. Мои, говорит, планы самые верные, а праведной земли вовсе нигде нет. Ну, тут и человек рассердился — как так?
Жил-жил, терпел-терпел и все верил — есть! И говорит он ученому: «Ах ты… сволочь эдакой! Подлец ты, а не ученый…» Да в ухо ему — раз! Да еще!.. А после того пошел домой — и удавился!.. В хохлы… Слыхал я — открыли там новую веру… поглядеть надо… да!..
Всё ищут люди, всё хотят — как лучше… дай им, господи, терпенья! Пепел решительно. Опять я… снова я буду говорить с тобой… Наташа… Вот — при нем… он — все знает… Иди… со мной! Я сказал — брошу воровство! Ей-богу — брошу!
Коли сказал — сделаю! Я — грамотный… буду работать… Вот он говорит — в Сибирь-то по своей воле надо идти… Едем туда, ну?.. Ты думаешь — моя жизнь не претит мне? Эх, Наташа! Я знаю… вижу!.. Я утешаю себя тем, что другие побольше моего воруют, да в чести живут… только это мне не помогает! Это… не то! Я — не каюсь… в совесть я не верю… Но — я одно чувствую: надо жить… иначе! Лучше надо жить! Надо так жить… чтобы самому себя можно мне было уважать…. Я — сызмалетства — вор… все, всегда говорили мне: вор Васька, воров сын Васька!
Ну — нате! Вот — я вор!.. Ты пойми: я, может быть, со зла вор-то… оттого я вор, что другим именем никто, никогда не догадался назвать меня… Назови ты… Наташа, ну? Наташа грустно. Не верю я как-то… никаким словам… И беспокойно мне сегодня… сердце щемит… будто жду я чего-то.
Напрасно ты, Василий, разговор этот сегодня завел…. И что же я с тобой пойду? Ведь… любить тебя… не очень я люблю… Иной раз — нравишься ты мне… а когда — глядеть на тебя тошно… Видно — не люблю я тебя… когда любят — плохого в любимом не видят… а я — вижу….
Полюбишь — не бойся! Я тебя приучу к себе… ты только согласись! Больше года я смотрел на тебя… вижу, ты девица строгая… хорошая… надежный человек… очень полюбил тебя!.. Пепел угрюмо. Ты… пожалей меня! Несладко живу… волчья жизнь — мало радует… Как в трясине тону… за что ни схватишься… все — гнилое… все — не держит… Сестра твоя… я думал, она… не то… Ежели бы она… не жадная до денег была — я бы ее ради… на все пошел!..
Лишь бы она — вся моя была… Ну, ей другого надо… ей — денег надо… и воли надо… а воля ей — чтобы развратничать.
Она — помочь мне не может… А ты — как молодая елочка — и колешься, а сдержишь…. И я скажу — иди за него, девонька, иди! Он — парень ничего, хороший! Ты только почаще напоминай ему, что он хороший парень, чтобы он, значит, не забывал про это! Сестра у тебя — зверь злой… про мужа про ее — и сказать нечего: хуже всяких слов старик… и вся эта здешняя жизнь… куда тебе идти?
А парень — крепкий…. Наташа прижимаясь к нему. Ну… одно я тебе скажу, Василий… вот как перед богом говорю! Костылев выходит. Ты что тут делаешь, дармоедка? Сплетни плетешь? На родных жалуешься? А самовар не готов? На стол не собрано? То — камень. А человек должен на одном месте жить… Нельзя, чтобы люди вроде тараканов жили… Куда кто хочет — туда и ползет… Человек должен определять себя к месту… а не путаться зря на земле…. Стало быть, он — бродяга… бесполезный человек… Нужно, чтоб от человека польза была… чтобы он работал….
А как же?.. Что такое… странник? Странный человек… не похожий на других… Ежели он — настояще странен… что-нибудь знает… что-нибудь узнал эдакое… не нужное никому… может, он и правду узнал там… ну, не всякая правда нужна… да!
Он — про себя ее храни… и — молчи! Ежели он настояще-то… странен… он — молчит! А то — так говорит, что никому не понятно… И он — ничего не желает, ни во что не мешается, людей зря не мутит… Как люди живут — не его дело… Он должен преследовать праведную жизнь… должен жить в лесах… в трущобах… невидимо!
И никому не мешать, никого не осуждать… а за всех — молиться… за все мирские грехи и… за мои, за твои… за все! Он для того и суеты мирской бежит… чтобы молиться. Вот как…. А ты… какой ты странник?.. Пачпорта не имеешь… Хороший человек должен иметь пачпорт… Все хорошие люди пачпорта имеют… да!.. Где тут загадка? Я говорю — есть земля неудобная для посева… и есть урожайная земля… что ни посеешь на ней — родит… Так-то вот…. Вот ты, примерно… Ежели тебе сам господь бог скажет: «Михайло!
Будь человеком!.. Да, убирайся-ка, старик!.. Больно у тебя язычок длинен… Да и кто знает?.. Дядю позовешь? Позови дядю… Беглого, мол, изловил… Награду дядя получить может… копейки три….
Было так: жена у меня с мастером связалась… Мастер, положим, хороший… очень он ловко собак в енотов перекрашивал… кошек тоже — в кенгурий мех… выхухоль… и всяко. Так вот — связалась с ним жена… и так они крепко друг за друга взялись, что — того и гляди — либо отравят меня, либо еще как со света сживут. Я было — жену бить… а мастер — меня… Очень злобно дрался! Раз — половину бороды выдрал у меня и ребро сломал. Ну и я тоже обозлился… однажды жену по башке железным аршином тяпнул… и вообще — большая война началась!
Однако вижу — ничего эдак не выйдет… одолевают они меня! И задумал я тут — укокошить жену… крепко задумал. Но вовремя спохватился — ушел…. Только… мастерская-то на жену была… и остался я — как видишь! Хоть, по правде говоря, пропил бы я мастерскую… Запой у меня, видишь ли…. Злющий запой! Как начну я заливать — весь пропьюсь, одна кожа остается… И еще — ленив я. Страсть как работать не люблю!.. Сатин и Актер входят, споря.
Никуда ты не пойдешь… все это чертовщина! Чего ты надул в уши этому огарку? Скажи ему, что он — врет! Я — иду! Я сегодня — работал, мел улицу… а водки — не пил! Вот они — два пятиалтынных, а я — трезв! Еще не все пропало, дед, — есть на свете шулера поумнее меня! Я, брат, молодой — занятен был! Вспомнить хорошо!.. Рубаха-парень… плясал великолепно, играл на сцене, любил смешить людей… славно! Понять хочется дела-то человеческие… а на тебя гляжу — не понимаю!
Эдакий ты бравый… Костянтин… неглупый… и вдруг…. За подлеца… убил подлеца в запальчивости и раздражении. В тюрьме я и в карты играть научился…. Из-за родной сестры… Однако — ты отвяжись!
Я не люблю, когда меня расспрашивают… И… все это было давно… сестра — умерла… уже девять лет… прошло… Славная, брат, была человечинка сестра у меня!.. Люди не стыдятся того, что тебе хуже собаки живется… Подумай — ты не станешь работать, я — не стану… еще сотни… тысячи, все!
Никто, ничего не хочет делать — что тогда будет? Из окна Костылевых доносится крик Наташи: «За что? Постой… за что-о? Она кричит? Ах ты…. В квартире Костылевых — шум, возня, звон разбитой посуды и визгливый крик Костылева: «А-а… еретица… шкуреха…» Василиса.
Стой… погоди… Я ее… вот… вот…. Шум в квартире Костылевых стихает, удаляясь, должно быть, в сени из комнаты. Слышен крик старика: «Стон! На сцене — тихо. Вечерний сумрак. Клещ безучастно сидит на дровнях, крепко потирает руки. Потом начинает что-то бормотать, сначала — невнятно, далее — Как же?.. Надо жить… Громко. Пристанище надо… ну? Нет пристанища… ничего нет! Один человек… один, весь тут… Помощи нет… Медленно, согнувшись, уходит. Несколько секунд зловещей тишины.
Потом — где-то в проходе рождается смутный шум, хаос звуков. Он растет, приближается. Слышны отдельные голоса. Полицейский свисток. Татарин выбегает. Правая рука у него на перевязи. Какой-такой закон есть — днем убивать? Из-за угла выходят Квашня и Настя — они ведут под руки Наташу, растрепанную. Сатин пятится задом, отталкивая Василису, которая, размахивая руками, пытается ударить сестру.
Ты - ничего не понимаешь Старик- не шарлатан! Что такое - правда? Человек - вот правда! Он становится компактно изложенной декларацией - декларацией иной, чем у Луки но и резко отличной от бубновской жизненной позиции. В финале пьесы ночлежники пытаются «судить» Луку, но автор устами Сатина отказывает им в этом праве. Горький создает сложный, противоречивый, чрезвычайно неоднозначный образ.
С одной стороны, именно Лука - наиболее интересная среди персонажей пьесы личность, именно он «будоражит» ночлежников и дает импульс пробуждающемуся сознанию Сатина. С другой стороны, его сильные стороны доброта, снисходительность, субъективное желание помочь другим оборачиваются роковыми последствиями для «слабых духом».
Правда, вина за это в большей мере падает на самих ночлежников. Горькому удалось вскрыть одну из самых опасных и болезненных черт «босяцкого» сознания и психологии социальных низов в России: неудовлетворенность реальностью, анархический критицизм по отношению к ней - и вместе с тем зависимость от внешней помощи, слабость к посулам «чудесного» спасения, полную неготовность к самостоятельному жизненному творчеству.
Все писатели проявляют интерес к философским темам и проблемам, поэтому так часть размышления о смысле жизни становятся основными во многих литературных произведениях.
Одним их таких произведений стала пьеса М. В горьковской пьесе много героев, которые различны по характеру. Но все-таки споров больше всего возникает из-за образа Луки и его восприятия мира. Именно с его появлением в пьесе постоянно начинает звучать разногласия о том, что же все-таки лучшим будет для человека: правда, даже она будет самой тяжелой, но зато она истинная и настоящая, или все же сострадание, которое может служить утешением. Так кто же такой Лука? Из сюжета произведения читатель узнает, что Лука проповедник, но вот только у него нет определенного места жительства и служения Бога.
Он странствует по земле и проповедует те истины, в которые сам верит. Однажды он появляется в ночлежке, где люди опустошены и выброшены из обыденной жизни. Они радуются каждому дню, которому могли прожить. А некоторые ждут своей смерти, чтобы хоть как-то уйти от этой жизни, которая уже давно перестала приносить им радость. Лука вдруг останавливается в ночлежке, когда бедная Анна умирает, а между остальными жителями этого подвала возникает спор о совести и чести.
Ведь, находясь в таком месте, многие просто забыли о них. Лука становится для них утешителем. Так, прежде всего, он старается всех успокоить и примирить. Лука каждому обещает избавление от тех страданий, которые есть у них сейчас в жизни и обещает, что исполняться желания.
Он тонко чувствует людей, предугадывает их желания, поэтому он легко их убеждает в том, о чем они не говорят вслух, но где-то в глубине своей души все-таки на это надеются. У Луки есть своя позиция, с которой он живет и проповедует среди людей. Он считает, что все фантазии и мечтания - это и есть жизнь. В ночлежке он долго беседует с Анной, которая умирает, но очень боится смерти.
Лука утешает ее, говоря, что умирать не больно и не страшно, ведь это поможет ей стать свободной, больше не чувствовать боли, и она даже больше не будет никогда страдать. Находит он утешительные слова и для Актера, но, только поверив Луке, Актер скоро поймет, что невозможно найти лечебницу, чтобы вылечить алкоголизм.
Ведь у него на это совсем нет денег. Отношение всех обитателей подвала к этому странному проповеднику у всех разное. Кто-то, например Настя, считают его хорошим, что он несете в себе жалость и сострадание. Но есть и другие мнения к ночлежке: кто-то называет его обманщиком, а кто-то утверждает, что он просто правды не любит.
Может быть, они и правы, ведь автор не зря дает такое имя своему герою: Лука - это лукавый, то есть хитрый. И по его возрасту легко можно определить, что опыт у него большой, ведь большую часть своей жизни он уже прожил. А если он странствует, то вероятно, в его жизни было много разных ситуаций, поэтому он умеет и быстро найти выход из любой ситуации и так хорошо видит психологию каждого обитателя этой ночлежки.
Но если рассматривать этот образ через религию, но в Евангелии был такой апостол. Этот евангельский Лука является образом, в котором заключена мудрость и правда. И вспоминается рассказ горьковского Луки, как он случайно встретил грабителей, которые хотели его убить, но он смог уговорить их покушать. Словно в Библии, когда сказано, что на любое зло нужно ответить добром. Образ Луки в пьесе Максима Горького - это сложный герой, к которому невозможно относиться как-то однозначно, да, наверное, и не надо.
Главные качества его характера - это доброта, отзывчивость, умение слушать и сочувствовать другому человеку, а не думать только о себе. Еще одним достоинством этого героя является его искренность, он умеет общаться с людьми, не навязывая им своего мнения и своих взглядов. И если Лука говорит ложь, то у него она утешительная, от которой он сам не имеет никакой выгоды. Он просто пытается в человеке поднять настроение, укрепить его дух, вселить надежду.
Но все-таки невозможно как-то однозначно ответить о том, как же относиться к этому персонажу. На этот вопрос не мог ответить даже сам автор, который вдруг оказывается на его стороне, оправдывая сострадание, то вдруг сам Максим Горький называет его жуликом и даже пройдохой. Не дает автор остальным обитателям ночлежки в финале пьесы судить своего странного героя. Писатель предоставляет это сделать читателю, чтобы тот смог задуматься над противоречивым горьковским персонажем, который вызывает споры уже много лет.
Человечность, которую несете Лука, нужна людям, но из-за того, что мечты не смогут осуществиться, а надежды оказываются пустыми, люди страдают еще больше и тогда не каждый человек может это выдержать. Например, Актер, который в финале пьесе просто повесился.
Лука пытается лечить истерзанные человеческие души, а результат из-за той действительности, в которой эти люди находятся, может быть самым разным. Поэтому ни судить, ни хвалить Луку не стоит.
Пьеса М. Горького «На дне» — первая социально-философская драма в русской литературе, поднимающая вопросы существования человека, смысла жизни, правды и лжи. Написанное в году, произведение реалистично рисует жизнь маргиналов, «людей, оказавшихся на дне жизни», не верящих ни в себя, ни в будущее. Клещ, Актер, Пепел, Настя и др. Самым противоречивым героем пьесы считается Лука — странствующий проповедник, явившийся в ночлежку в самый разгар споров о чести и справедливости.
С образом старца напрямую связан главный вопрос произведения — «Что лучше — истина или сострадание? Лука — утешитель, пытающийся успокоить каждого и подарить надежду на прекращение страданий. Показательно то, что он умеет видеть в каждом ту черту, которая особенно заботит человека. Умирающей Анне он сулит избавление от боли и обид на том свете, пьющему Актеру рассказывает сказку о лечебницах от алкоголя, Насте говорит, что ее ждет неземная счастливая любовь, Ваське Пеплу помогает по-новому взглянуть на Сибирь.
Его нереалистичные рассказы нравятся ночлежникам, они верят в них. Сам же Лука говорит — во что веришь, то и есть. Другими словами, странник пытается спасти людей, дать им возможность поверить в свои силы и изменить отношение к жизни, дать им своеобразный толчок. Появление праведника разделяет жителей ночлежки на два лагеря — тех, кто верит в проповеди Луки и тех, кто относится к ним с предубеждением, скептически.
Настя после исчезновения Луки говорит, что он был хорошим старичком, Клещ отмечает его жалостливость, даже Сатин, не принимающий позицию сострадания, утверждает, что старик врал единственно из любви к людям. Мнения литературных критиков также разделилось. Одни сравнивали его с искусителем. Имя Лука схоже по звучанию с именем Сатаны — Лукавый.
Обвиняли старика, прежде всего, в нежелании противостоять действительности. Другие исследователи соотносили его имя с образом евангельского апостола Луки, ассоциируя тем самым с мудростью и библейскими заповедями. Интересен еще и тот факт, что ложью во спасение Лука нарушает одну из заповедей — не лги.
Но мне кажется, что он просто не мыслит этими категориями, для него неважно, где правда, где ложь. Главное для праведника — сделать добро человеку. Наверное, для него ближе заповедь — не навреди. Прочитав пьесу « », передо мною открылась одна из самых глобальных проблем, на которую пытался сделать акцент автор произведения.
Конечно же, это проблема приятной лжи и горькой правды. Максим Горький написал свою пьесу в году, накануне революции. Именно в это время в обществе появилось так много людей, которые от своей бедности и безутешности скатились на самое дно, они совершенно перестали видеть и верить в счастливое будущее, они захлебнулись черствостью суровых будней, они погрязли в грязи, из которой не выбраться.
Главными персонажами пьесы являются Сатин, Актер, слесарь Клещ, Квашня — торговка пельменями, проститутка Настя. Кем они были в своей жизни? Не нужными и невостребованными в обществе. От этого, их внутренний мир совершенно перестал существовать.
Они просто отбывали свои дни, веря в любовные рассказы, заливая горло алкоголем, живя мечтами о прекрасном будущем. Казалось, для них все закончено. Но тут, появляется образ странника — Луки, который переворачивает их жизни, меняет все вверх дном.
Лука — интересный и достаточно неоднозначный персонаж. Он использует лож, сладкую и чистую, чтобы пробудить во всех этих «утоплениках» желание жить.
Он придумывает мифы и рассказы о том, что все может быть хорошо. Умирающей Анне он обещает облегчение после смерти. Актера побуждает воздержаться от алкоголя и продолжить лечение в бесплатной клинике. Настю выслушивает и подбадривает верой в существование истинной, чистой и крепкой любви. В словах странниках была ложь, она искушала людей, пробуждала в них веру. Но, в конечном итоге, все иллюзии разрушились и привели к еще более трагичным последствиям.
Своими действиями он хотел научить людей верить во что-то светлое и хорошее. Он пытался пробудить в них человеческие качества.
Лука испытывает жалость ко всем персонажам. Он, не смотря на свою ложь, хочет хоть на мгновение осчастливить этих убогих и «погибших» людей. И у него это получается.
