Чем заведовал ясельничий
История митрополии. С конца XV века боярин и конюший являлся начальником Конюшенного приказа , в ведении которого находились придворные конюхи , табуны царских лошадей , а также имения , отведённые под их содержание, и многое другое. Великий князь Дмитрий Иванович Донской упразднил должность тысяцкого в Москве, и к середине 15 века она постепенно исчезла.
It traces its roots to the middle of the 17th century. It was a result of a secular and monastery settlement in the south border of the Moscow State by Orthodox Christians native of Western Ukraine. The monks who came to the new community brought the European tradition of the Via Dolorosa construction.
The tradition dates back to the 14th century and in the 17th century it became widespread in European countries. The same principle can be seen in the caves of the Divnogorsky Monastery. This very station starts the Way of the Cross in Jerusalem. Stations two to five are outlined by turns of the underground tunnel; they form a cross on the plan emphasizing the plenitude of suffering on the cross. The second station is the place where Christ met His Blessed Mother.
The third station is the place where Christ met Simon of Cyrene. The fourth station is the place where Christ spoke to the women of Jerusalem. The identification of the stations was made in accordance with the early European tradition based on the Gospels. The sixths station is Golgotha. Its symbolism can be easily recognized due to the steps leading up and down in the cave tunnel.
Besides, the number of the steps is equal to those in the Church of Resurrection in Jerusalem described by Russianpilgrims Vasiliy Poznyakov and Trifon Korobeynikov in the 16th century. The seventh station is the Edicule of the Holy Sepulture.
It is clearly symbolized by its hexagonal shape and sepulture carved out in the chalk rock. The sepulture is positioned in accordancewith the present tradition. The Way of the Cross explained hereby is unique and non-typical for Russia, which is strengthened by itsunderground position.
A very important task now is its preservation and further study due to its earlier dating. Therefore, the establishment of the monastery is still vague and has not been clarified yet. The research showed that the Greek tradition emerged only after the Greeks became owners of the monastery in This made-up tradition changed several times in the period between the 18th — 20th centuries and was finalized as the biased story acceptable to the Greek party.
The archaeological excavations — did not help to clarify this issue. The conclusion that Holy Cross Monastery was established in the last quarter of the 4th century is not in line with either of the traditions. The article shows that Vakhtang Gorgasali the 5th century , Emperors Justinian I and Heraclius I the 6th — 7th centuries cannot be founders of this Monastery.
The author thinks that the Monastery was known as Holy Cross Monastery from the beginning. The Monastery of the Cross is not mentioned in the Byzantine sources of that period because the church on Golgotha was also called the church of the Holy Cross and it probably outshone a modest Iberian monastery built in the place of the holy cross tree. Christianity in the Middle East, , no. Михаил Печников. Вильям Шмидт. Log in with Facebook Log in with Google.
Remember me on this computer. Need an account? Click here to sign up. Download Free PDF. Related Papers.
Грузинская Церковь на Святой Земле. Гнутова С. Исследование сакральных пространств. Дмитрий Фрумин. Вестник Екатеринбургской духовной семинарии Issue 1 21 ]. Седов Вл. Иеротопия и иконография сакральных пространств. Новгородская епископия в кон. XI — 1-й трети XII в. Зеленская, Н. М: Лето, Святославский А. Исторические источники и памятники культуры Новый Иерусалим со времени своего основания к началу XX столетия стал ме- стом массового паломничества православных, что неудивительно, поскольку данная обитель, в отличие от сотен обычных монастырей уже изначально была задумана Свя- тейшим Патриархом Никоном не только как место уединения от мира и молитвенного подвига тех, кто решил посвятить себя служению, но и тем местом, куда будут стекать- ся тысячи верующих, которые возымеют желание прикоснуться к Палестинским свя- тыням, не уезжая при этом с родной земли.
Записки паломников и путешественников представляют интерес как историче- ский источник для всякого монастыря, но в случае Нового Иерусалима они приобре- тают дополнительную весомость в силу двух факторов.
Первый связан с тем, что Вос- кресенский монастырь, будучи создан по образу и подобию Палестинских святынь, за- нимал и занимает особое место в сакрально-мемориальном пространстве русского Пра- вославия. Второй же фактор связан с сильнейшим разрушением Нового Иерусалима во время оккупации гитлеровцами в декабре года, в результате чего возникла необ- ходимость воссоздания святыни, которое не завершено, увы, до сих пор.
Паломниче- ские же записки содержат в себе сложную гамму впечатлений, дающих возможность оценить не просто замысел основателя монастыря Святейшего Патриарха Никона о чем известно немало , но и увидеть, насколько блестяще этот замысел воплотился, уви- деть, как на практике «работали» исполненные символического сакрального смысла объемно-планировочные решения, посвящения престолов, детали убранства, топони- мика окрестностей, образы меморий, относящих паломника к реалиям Святой Земли и событий Церковной истории от времен земного жития Спасителя.
Так, например, известный православный путешественник А. Муравьев, побы- вавший прежде в Иерусалиме, делится охватившим его чувством при посещении образа гроба Господня в Новом Иерусалиме: «Я пришел в придел Ангела, я проникнул в самый утес св. Показателен и переданный в паломнических записках этого автора диалог с на- стоятелем: «Ваша Голгофа, — сказал я архимандриту, — есть драгоценный снимок с древнего образца ея, ка- ков был он до пожара. Самая неправильность косого уступа скалы ручается за верность подражания, но там та же рука, которая дерзнула возвысить низменные двери Св.
Гроба, коснулась и священного утеса Голгофы и обсекла его в виде прямой ступени. Нет там более и жалостного пути, уничтоженного по рас- прям разноплеменных. Очень трогательно вспоминает подробности соприкосновения со святыней Но- вого Иерусалима известный литератор Николай Полевой, поместивший свои впечатле- ния в редактируемом им журнале «Сын Отечества» : «Сколько воспоминаний детства, сколько дум слилось тогда в душе моей, при таком неограниченном славословии Бога, в величественном храме Его!..
Для чего скрываться, для чего не сказать, что невольно пал я на колени, и слезы, каких не много удается в жизни проливать человеку, полились у меня?
Всю заутреню проплакал я, и воспомина- ние о тех сладостных мгновениях жизни никогда не изгладятся из моей «памяти сердца», которая, как говорил поэт, «сильнее памяти рассудка». Почтенный архимандрит провожал нас потом до колодца Ни- конова, и в умилении сердца принял я там его пастырское благословение.
Долго после того мы не могли 3 начать разговора с товарищем моим…». Важно и то, что некоторые из исследованных нами памятников паломнической литературы содержат описания целого ряда утраченных деталей в облике Воскресен- ского собора, престолов, часовен, строений, некрополя Нового Иерусалима, особенно- стей их внешнего облика, их местонахождения, взаимного расположения… Последнее представляет интерес уже не только теоретический, но также практический — в аспекте реставрационной, музейной, экскурсионно-паломнической работы сегодняшнего дня.
Подробное описание деталей часто в сравнении в Воскресенским храмом Старого Ие- русалима содержится, в частности, в материалах Г. Миллера, очерках Н. Голицы- на, М. Приведем таковые описания писателя А. И далее: «Ново-Иерусалимский храм холодный, без печей, и потому служба зимой в нем не совершается.
Но в Великий Четверг Страстной седмицы здесь, на Голгофе, перед крестом Спасителя, читаются двенадцать Евангелий, а в пятницу, на вечерни совершается установленный патриархом Нико- ном умилительный обряд.
Там она приемлется иеромонахами с архимандритом во главе, несется и полагается на камень помазания, где и умащается ароматами, после чего ее кладут на уготованный одр, обносят вокруг алтаря и постав- ляют посреди храма, где она и остается до субботы. Масса народа со свечами в руках провожает пла- щаницу по церкви и громкими рыданиями выражает охватившее ее чувство скорби. Эти рыдания, торже- ственное, печальное пение, медленное движение Крестного хода, масса свечей — производят, говорят, невыразимое впечатление, и подобного рода обряда не существуе нигде, не только на Руси, но, как мне сказали, даже в самом Иерусалиме.
За обедней, в субботу, плащаница выносится из часовни и полагается 6 на престол в алтаре». А вот свидетельство историка В. Колосова: «Стенли [Английский путешественник — А. Здесь так же, как и там, гроб запечатывается и, по распечатывании в Светлое Воскресенье, архимандритом отсюда выдаются 7 для стояния пасхальной утрени свеча, возженная от огня лампады над гробом Господним».
Некоторые авторы А. Навроцкий, кн. Голицын обращают внимание на тот факт, что Новый Иерусалим являет собою, по существу, явление не только русско- го, но всехристианского масштаба, поскольку именно он, а не арабо-турецкий Старый Иерусалим, оскверняемый к тому же неблагочестием местного духовенства и межкон- фессиональными распрями, хранит атмосферу, коей подобает быть в истинной христи- анской святыне.
Князь Н. Голицын пишет, что преимущество Нового Иерусалима над Старым в том, «что ничто не оскорбляет чувств православных христиан, как в Иерусалимском храме, где постоянно при богослужении христианском присутствует турецкая стража, где постоянно чувствуется прискорбное разделение между христианами разных исповеданий: греками, римскими като- ликами, коптами, армянами, взаимные распри, которые доходят до того, что однажды, страшно сказать! Голгофу кровию и прекращенный лишь вмешательством турецкой стражи с примкнутыми к ружьям штыками!
И сие — когда оно возможно — подобает творить, но и онаго — которое всегда не только возможно, но и удобно, не остав- 8 лять». История паломничества включает, естественно, не только внешние архитектур- ные описания. Представляют интерес для историка, автора музейной экспозиции, экс- курсовода детали, связанные с нахождением тех или иных материальных предметов и деталей убранства, интерьера.
Среди них и святыни длань св. Упоминаются и поныне не восстановленные престолы колокольня, церковь пре- подобного Иоанна Рыльского. Приведем соответствующую выдержку из паломниче- ского очерка известного издателя М. Магдалины, присланный вдовствующей Государыней Императрицей Марией Феодоровной, с рескриптом о построении олтаря на имя сей святой Равноапостольной девы»; «Две шапки патриарха Никона.
Примечательно весьма также сделанное этим автором своего рода лирическое отступление от подробного описания ризницы. Каче- новский, — мне понравилась старая оборванная большая шляпа Никона, в которой он при строении мо- настыря ходил на работу и сам собою подавал каменщикам пример деятельности и трудолюбия.
Она столько мне понравилась, что я, в сильном жару, поцеловал ее несколько раз, воскликнув к удивлению окружавших меня: Не променял бы я этой оборванной шляпы на все сокровища ризницы.
Почтенны ос- 10 татки древности! Почтенна память Великого Мужа! Естественно, что Воскресенский собор привлекал к себе главное внимание опи- сателей обители. Но на страницах очерков мы находим и образы иных мест обители и окрестностей.
Среди них и престолы, и отмеченные сакральным смыслом объекты, и бытовые сооружения: Рождественский храм, Отходная пустынька, Елеонская часовня, Гефсиманский сад, кладезь Самарянки и Силоамская купель, Кедронский поток, стран- ноприимный дом, гостиница, дороги к обители… В очерке известной писательницы княгини Е.
Горчаковой упоминаются утраченные теперь и это делает свидетельства паломницы вдвойне ценными! Амвросиевские келлии, построенные в г. Теперь там в двух больших комнатах устроена картинная галерея из картин, оставшихся от бывшей в нем при этом настоятеле шко- лы живописи и портретов настоятелей Воскресенской обители. Тут же хранятся шляпа патриарха Нико- на, его кресло, модель Иерусалимского храма в Палестине из дерева и перламутра и другие предметы, 11 имеющие несомненный интерес для любителей исторической древности».
О ските он уже назван скитом, а не отходной пустынью, как именовался до сер. XIX в. Святейшего Патриарха Никона у Е. Горчаковой сказано, что там живут два послушника, служба регулярно бывает в церкви Богоявления, что в третьем ярусе. В церкви свв. Петра и Павла служится литургия, а два раза в год — 6 января Креще- ние и 29 июня память свв. В келье Патриарха в третьем ярусе скита упомянуты круглый липовый стол и портрет Патри- арха. Очерки и записки паломников содержат целый ряд частных, но значимых для современных историков обители и краеведов деталей.
Писатель Иван Шевелкин упо- минает о заведенном предпринимателем П. Цуриковым , главный благо- творитель обители во II пол. Лужки, что в десяти верстах от монастыря. Во время архиерейского слу- жения хор приезжает в обитель и «поют просто, но весьма согласно, правильно и с большим благоговением» Священник о.
Константин Успенский14 упоминает о фото- графических работах видах монастыря , выполненных местным фотографом иеромо- нахом Диодором Их в то время можно было приобрести при посещении обите- ли. Естественно предположить, что о. Диодор мог быть автором ряда дошедших до нас старинных видов Нового Иерусалима.
В одном ряду с ними, ближе к монастырской ограде, находится деревянный одноэтажный странноприимный дом, в котором странники и богомольцы простого звания, обоих полов, получают от монастыря в течение трех дней даровые: по- 15 мещение и кров».
Перейдем теперь к краткому обзору подробностей появления на свет самого корпуса паломнических записок, отобранного нами для настоящей публикации, кото- рая должна явить собою первый шаг в направлении издания возможно более полной антологии паломнических и примыкающих к ним записок и очерков по Новому Иеру- салиму. Поэтому в данной работе, не претендующей на всеохватность, дан обзор двенадцати опубликованных источников, среди которых очерки, заметки, дневниковые записи, ста- тьи просветительного характера — основанные на реальных паломнических поездках в Новый Иерусалим.
В ряде случаев удается установить даже точные даты посещения авторами Воскресенского монастыря. Двум работам по- счастливилось быть переизданными уже в наши дни. Это относится к репринтным из- даниям «Путешествий по Московской провинции » Г. Миллера М. Муравьева» М. Наиболее ранний из рассмотренных нами источников — путевой очерк «О Яро- польце и Воскресенском монастыре» из научно-краеведческих записок Г. Миллера «Путешествие по Московской провинции» гг. Автор краеведческого исследования Герард Фридрих Миллер — , об- русевший немец, был директором Московского Архива Коллегии иностранных дел, его называли и первым московским краеведом, и первым московским академиком.
С г. Как один из первых исследователей Московской губернии, Миллер оставил наряду со справочны- ми, статистическими и др. Их нельзя назвать в полном смысле паломническими, но научными записками пу- тешественника — вполне. Путешествие по Московской провинции было предпринято целенаправленно, с целью изучения края и с благословения Императорской Академии наук.
Миллер выехал в первую экспедицию, 11 мая во вторую — последнюю, в которой планировался маршрут Дмитров-Клин-Волоколамск- Ярополец-Новый Иерусалим.
Но болезнь заставила путешественника из Клина вер- нуться в Москву. Тем не менее, как пишет С. Илизаров во вступительной статье к из- данию трудов Миллера: «не побывав в этих местах [Волоколамск, Ярополец, Новый Иерусалим — А. Не исключена вероятность, что он отправил в эти места своего помощника и переводчика А. Андреева, хорошо знако- мого с методом работы академика» Второй частью была Шталмейстерская , ведавшая конюшнями и дворцовыми экипажами.
С развитием железных дорог в её составе появились два царских поезда один резервный , а в начале XX века — автомобили. В распоряжении императора также имелись две яхты, числившиеся по военно-морскому ведомству. Царской охотой заведовала Обер-егермейстерская канцелярия. Кроме того, имелись также дворцовые конторы в крупных городах империи напр. В подчинении придворного ведомства также находились ряд учреждений культуры как, например, Императорский Эрмитаж и Императорские театры и царские резиденции в пригородах Петербурга.
Придворные чины составляют отдельный раздел ещё в петровской Табели о рангах. Основная масса придворных званий оказались в I—III классах, приравнивались к генеральским, и назначались непосредственно императором. Основным способом дослужиться до этих званий были другие карьеры Табели о рангах — гражданская или военная. Отдельной привилегией придворных чинов, даже отнесённых к низшим классам Табели о рангах, было право быть принятым ко двору.
Главным чином двора был обер-камергер, руководящий придворными кавалерами, и представляющий императору и членам императорской фамилии получивших право на аудиенцию.
Обер-гофмаршал заведовал хозяйством двора, и придворными служителями, организовывал придворные торжества и стол, обер-гофмейстер занимался финансами двора и придворным штатом, обер-шенк — винными погребами, и снабжением двора вином, обер-шталмейстер ведал придворной конюшенной частью.
Также имелись обер-егермейстер царская охота и обер-церемониймейстер организация церемоний [1]. Отдельно стоит упомянуть о состоявших при дворе пажах, которыми могли быть сыновья и внуки чинов первых трёх классов Табели о рангах.
Они обучались в привилегированном Пажеском корпусе , а лучшие получали чины камер-пажей, и распределялись для дежурства при императоре и дамах царской фамилии. Отдельная система чинов также соотнесённая с Табелью о рангах была предназначена для женщин, служивших при дворе обер-гофмейстерина, гофмейстерина , статс-дама , камер-фрейлина и фрейлина. С года из всех фрейлин 36 считались «комплектными», и состояли при императрицах, великих княгинях и великих княжнах. По выходе замуж фрейлины отчислялись со двора.
Существовали также придворные медики и духовенство. Пушкин получил придворное звание камер-юнкера , что только разозлило его, так как поэт рассчитывал на более высокое звание камергера. Звание камер-юнкера позволяло Пушкину иметь доступ ко двору, однако поставило его фактически в самый низ придворной иерархии. На год количество камер-юнкеров составляло человек. В XIX веке пожалование придворных чинов фактически превращается в награду, знак особой милости императора.
Общее количество придворных чинов начинает многократно превосходить действительные штаты двора. Так, на год фактически числится 76 камергеров и 70 камер-юнкеров при штате 12 камергеров и 12 камер-юнкеров; на устанавливается их «комплект» в 48 человек.
К 1 января г. От придворных чинов, которые замещались дворянами , следует отличать придворных служителей, которые принадлежали к низшим сословиям. В свою очередь, придворные служители разделялись на низших камер-лакеи , камер-казаки , скороходы, вершники , арапы и проч. Общее число придворных при Петре I составляло несколько десятков; к году при дворе числилось до человек хотя многие из них носили придворные чины лишь формально и при дворе не появлялись годами, а то и десятилетиями [1].
C года купцы, постоянно поставлявшие товары ко двору, получили право именоваться «Поставщик Двора Его Императорского Величества». К году это звание присваивалось канцелярией Министерства Императорского Двора по прошениям поставщиков дважды в год, на Пасху и Рождество. Для получения такого звания, которое само по себе означало серьёзную рекламу, требовалось соблюдение ряда условий: добросовестные поставки двору «по сравнительно малым ценам» товаров или работ собственного производства в течение 8—10 лет, участие в промышленных выставках, отсутствие рекламаций от потребителей и т.
Звание Поставщика Двора присваивалось не предприятию, а владельцу лично, в случае смены владельца новому владельцу либо наследнику требовалось получать звание заново. Всего на начало XX века насчитывалось 30—40 компаний, имевших такое звание.
В XVI и XVII веках было в обычае покрывать сверху кровлю березового корою от сырости; это придавало ей пестроту; а иногда на кровле клали землю и дерн в предохранение от пожара. Обыкновенная форма крыш была скатная на две стороны, с фронтонами на других двух сторонах, как теперь делается у простолюдинов.
Иногда все отделы дома, то есть подклет, средний ярус и чердак, находились под одним скатом, но чаще чердак, а у других и средние этажи имели свои особые крыши. У богатых особ были кровли затейливой формы: напр. По окраине кровля окаймлялась прорезными гребнями, рубцами, полицами, или перилами с точеными балясами.
Иногда же по всей окраине делались теремки - углубления с полукруглыми или сердцеобразными линиями. На фронтонах и на стенах около окон делались разные изображения: линейки, листья, травы, зубцы, узоры, птицы, звери, единороги, всадники на конях и проч. На каменных зданиях они делались из камня или кирпича. Так, в древнем углицком доме царевича Димитрия по фронтону во всю стену проведены широкие линейки, разделяющиеся на три меньшие, и в каждой из последних своеобразные фигуры: узоры, башенки, города, треугольники и проч.
Резьба была старинною принадлежностью славянской образованности и до сих пор у русских поселян составляет наружное украшение изб. На царских теремах резные фигуры наводились золотом и красками; то же было и у частных лиц зажиточного состояния, как это сохранилось отчасти и теперь в житье-бытье поселян. Такими украшениями особенно пестрили чердаки, чтоб издали пленять взоры проезжих. XVII в. Быте Русск. В простых русских избах окна были волоковые для пропуска дыма. В каменных зданиях они были еще уже, чем в деревянных.
Слюду расписывали красками и фигурами птиц, зверей, трав, листьев и проч. Стекла были мало в употреблении: до открытия стеклянных фабрик при Алексее Михайловиче стекло исключительно доставлялось из-за границы и потому вошло в употребление для окон в Новгороде раньше, чем в Москве. Большие, или красные, окна назывались косящетыми - эпитет, столь употребительный в народной поэзии. Некоторые из этих красных окон были двойные, то есть два одинаких окна стояли рядом и разделялись одно от другого продольною перекладиною.
В расположении окон не соблюдалось соразмерности. Большие и малые перемешивались без разбору между собою и стояли в одном и том же поясе строения не на одной линии. Расстояние между одними и другими было неравномерное с расстоянием других между собою. В подклетах вообще окон было меньше. Кроме четвероугольной формы окна делались еще с дуговыми верхами, а иногда так, что дуги разделялись на три меньших дужки или выемки.
Вообще русские любили свет в парадных своих покоях, и потому, если большая часть окон была узких и маленьких, зато иногда в одной комнате было их несколько, кроме красного окна. Чердаки делались всегда светлые. Случалось, что окна были с трех, а если чердак был холодный, то и с четырех сторон, и притом нередко они были двойные. Такие-то покои назывались преимущественно светлицами.
Сени освещались окнами обильно. Потолки в каменных зданиях строились сводом, а в деревянных были плоские и назывались подволоками; их часто обивали крашеным тесом. Полы делались из так называемого дубового кирпича род торца. Стены, как и потолки, не только в деревянных, но и в каменных строениях обивались красным тесом; для чистоты их нужно было мыть, но вообще русские держали их неопрятно.
Сверх теса богатые обивали стены красною кожею, а люди посредственного состояния рогожами. В XVII веке начало входить во вкус расписывать потолки и своды, а иногда и стены. Печи делались муравленые, зеленые, совершенно круглой, иногда четвероугольной формы, с железными заслонами. Часто топка, как уже было замечено, была только в подклете, а в верхний этаж проводились нагревательные трубы. Кругом стен под окнами делались лавки, которые не принадлежали к мебели, но составляли часть постройки здания и были прикреплены к стенам неподвижно.
Весь двор зажиточного человека, кроме домов для помещения семейства, заставлен был множеством людских изб и служб. Одного рода людские избы были очень просторны и назывались семейные. Там жило по нескольку семейств холопов. Другие были маленькие избушки и назначались для помещения избранной прислуги; для кухни и печения хлебов служили особые строения: поварня и хлебня.
Так называемые лучшие люди, которым было дозволено варить пиво, делать мед и курить вино для собственного обихода, имели в своих дворах особые пивоварни и покои, где сытили меды, а некоторые - винокурни. Необходимая принадлежность всякого порядочного двора была мыльня.
Везде почти она составляла особое строение; но в домах царей и, вероятно, у знатных особ, кроме мылен в особых строениях, для ежедневных омовений устраивались еще небольшие закоулки для мытья в подклетах и домах. Часто у хозяев очень небогатых в числе надворных строений была мыльня как принадлежность первых жизненных потребностей.
Она состояла из комнаты с печью для мытья, с притвором, который равнялся сеням в жилых покоях и назывался передмыленье и предбанник. Для хранения домашнего имущества строились клети: у богатых было по нескольку клетей на дворе; каждая стояла на подклете и, таким образом, состояла из двух этажей. В подклетах, которые делались шире самых клетей, ставились колясы, сани, каптаны, колымаги, дровни, страдные одры рабочие носилки и проч.
Наверху же были кладовые, и если клетей было во дворе несколько, то для каждой назначались особые предметы; например, в одной находились принадлежности езды: седла, попоны, войлоки, узды, тебеньки; в другой хранилось оружие: пищали, ручницы, саадаки, луки, рогатины, сабли и проч. Погребай ледники обыкновенно помещались вместе, а над ними делались надпогребницы: иногда они занимаемы были клетьми, иногда повалушами, иногда хлебнею, чаще всего там складывались разные припасы, не требующие помещения в погребах и ледниках.
Случалось, что надпогребницы служили местом угощений прислуги, прибывшей с господами, приглашенными на домашний пир хозяином. В самых погребах и ледниках хранилось питье, всякого рода зелень, сыр, яйца, молоко и проч.
Кроме этих хозяйственных служб, в дворах были житницы, где хранился зерновой хлеб, мука и сухари, заготовляемые в большом количестве в бочках, сундуках, пошевах, ночвах, коробах; над житницею обыкновенно устраивалось сушило иногда оно было над погребом или над конюшнею , где висело соленое мясо, вялая, ветряная, прутовая и пластовая рыба в рогожах.
Далее следовал другой двор, отгороженный от главного заметом; там находилась конюшня с сенницею наверху: в сенницах делалось два отделения, одно для сена, другое для соломы. Обок ее были разные сараи с экипажами, приготовленными для обычной езды и вытащенными заранее из подклетов, сарай для дров и дерева, за ним следовали хлева для коров и свиней, птичники для кур, уток, гусей, иногда над этими обителями четвероногих и пернатых надстраивались сенники.
В деревенских имениях для скота, лошадей, также и для хлебного зерна были особые дворы, построенные обок главного и назывались: скотный двор, овечий двор, конюшенный двор, житный двор, льняной двор. Конюшенные и скотные дворы, заключая большое количество домашних животных, разделялись на десятины, и в каждой десятине содержалось известное количество штук. Житные дворы заключали в себе строения, называемые житницами, куда ссыпалось хлебное зерно, по мере умолота доставленное с гумна, а льняной двор имел несколько амбаров, где складывались лен, конопля и пряжа.
Между этими дворами помещалось гумно и вместе с ним овин с печами и ригами. По краю усадебных строений находились кузницы. VI, , -Оп. Шуи, 58, Врем.. Вот пример деревенских усадеб: две горницы, одна на подклетах, другая большая с сенями, сенница, стоящая на подсеньи, клеть с перерубами на подклетах, хлевец малый, сосновый сарай; или: изба с прирубом, против нее клеть, на подклетах хлев, сенник да мыльня, сарай, овин с ригичем, огороженный тыном.
Казенные здания имели постройку, приноровленную к их назначению; напр. Сады садились не только для удовольствия, но и для пользы, а потому они везде почти были плодовые.
Обыкновенные дерева были: яблони, которые сажались одна от другой сажени на три, и ягодные растения; встречались также груши; вишен было мало. Между деревьями копались гряды, на которых сажали огурцы, морковь, репу и другую огородную зелень; поэтому обыкновенно сад был вместе и огородом. Некоторые делали парники и воспитывали на них дыни. Около тына или забора, ограждавшего сад, сажали обыкновенно капусту и свеклу. Лесные деревья садились редко и если встречались в садах, то преимущественно или пахучие, как, напр.
То же наблюдалось и в сношениях частных лиц между собою. Вас, Образа писались на досках, по краскам или по золотому полю. Около головы святых делали венцы из золота или позолоченного серебра, украшенные по ободку драгоценными камнями или жемчужного обнизью.
Часто целый образ окладывался золотым или серебряным окладом - работы басмянной, чеканной, сканной, канфаренной и других видов, которыми щеголяло тогдашнее металлическое искусство. Образа ставились в киоты. Кроме киотов с окончинами делали киоты со створками и как на наружной, так и на внутренней стороне створок писались изображения. Одни образа представляли картины из священной истории, другие изображали святых во весь рост и назывались стоячими, а иные только по грудь и назывались оплечными образами.
Кроме дерева, изображения святых вырезывались на перелефти, камне или белой кости; в старину в большом употреблении были металлические складни со створками, и на каждой створке, и снаружи и изнутри, нарезывались изображения; средний образ, закрываемый створками, был больше прочих.
Иногда на складнях нарезывались или начеканивались молитвенные слова, как, напр. Кроме складней, можно было часто встретить осмиконечные кресты золотые, серебряные и больше всего медные с распятиями литыми или резными.
Наконец, в употреблении были золотые и серебряные круглые медали с изображениями на обеих сторонах. Такие медали давали родственники своим кровным: родители детям, свекры невесткам и проч. Примером такой медали можно указать одну, XV века, с изображениями: на одной стороне Христа Спасителя, на другой св.
Николая в святительской одежде с Евангелием, подаренную князем Холмским своей невестке. Такие медали привешивали к образам. II, Трудно определить, каких святых иконы встречались чаще. Это зависело от вкуса и от обстоятельств жизни хозяев домов; но, кажется, в каждом доме можно было встретить несколько образов Божией Матери в различных наименованиях, как-то: Одигитрии-Пятницы, Богородицы милостивые, Умиления, Скорбящие и т.
У Ивана Грозного из тридцати семи образов двадцать один изображал Пресвятую Деву. Затем очень часто можно было встретить образ св.
Николая Чудотворца, которого, как известно, русские особенно уважали. Образа ставились в переднем углу покоя, и этот угол задергивался занавесом, называемым застенок. Сверх того, каждый образ поодиночке задергивался привешенным к концу его убрусцем, а внизу спускался кусок материи, называемый пеленою.
Застенки, убрусцы и пелены у богатых людей унизывались драгоценными камнями и дробницами металлическими блестками , особенно по концам, а иногда на них вышивались изображения святых. Убрусцы и пелены переменялись на образах и в известные праздничные дни привешивались более нарядные, чем в будни и в посты. Перед иконами висели лампады и стояли восковые свечи. Между всеми образами, стоявшими в одном углу, был один главный, поставленный на первое место посредине угла, а все прочие ставились по важности своего содержания ближе или далее от него.
Некоторым образам почему-нибудь приписывали особую силу и тогда наряжали и украшали их преимущественно перед другими. В доме зажиточного хозяина, кроме множества образов, во всех покоях, и жилых и глухих, была одна комната, где стояли исключительно образа во всю стену, наподобие церковного иконостаса; там происходило домашнее моление.
Там под образами стоял аналой с книгами, просфора Пресвятые Богородицы, которой приписывали благодатную силу и ставили во время трапезы на столе, а по бокам подсвечники с восковыми свечами; на полице под образами лежало крылышко для обметания пыли и губка для отирания. IV, Вообще в домашнем устройстве заметен был у русских обычай укрывать и покрывать.
В порядочном доме полы были покрыты коврами, у менее зажиточных рогожами и войлоками. В сенях у дверей лежала непременно рогожа или войлок для обтирания ног, потому что калош никто не носил. Для сиденья служили лавки, приделанные, как сказано уже, к стенам наглухо. Если стены были обиты, то и лавки обивались тем же самым, чем стены; но, сверх того, на них накладывались куски материи, называемые полавочниками; они делались о двух полотнищах, так что одно было длиннее другого; первое закрывало лавку во всю ее длину, а последнее свешивалось до земли, закрывая средину пространства между лавкою и полом.
Их длина и ширина были различны, смотря по лавкам, которых величина соразмерялась с пространством покоев. Были, например, полавочники в шесть аршин длиною и в два шириною.
Полавочники переменялись: в будни клались попроще, в праздники и во время приема гостей понаряднее. Таким образом, в будни клались полавочники суконные, а в праздники из шелковой материи, подбитые какою-нибудь простою тканью и отороченные куском материи другого цвета. Такие же куски клались на окна и назывались наоконниками; в будни клались простые коврики, в праздники шелковые куски, вышитые золотом.
Длина их была от двух до трех аршин, а ширина около двух; вероятно, они спадали вниз с оконного карниза. Вообще, как полавочники, так и наоконники были разных цветов: светло-зеленого, голубого, кирпичного, гранатного и преимущественно красных отливов, иногда вышитые узорами. На полавочниках узоры на меньшем полотнище делались другие, чем на большем.
Кроме лавок для сиденья делались еще скамьи и стольцы. Скамьи были шире лавок, напр. На них не только садились, но и ложились отдыхать после обеда. Они накрывались, как и лавки, полавочниками. Иные скамьи служили постоянно кроватями. Стольцы были четвероугольные табуреты для сиденья одному лицу и также накрывались куском материи. Скамей и стольцов в доме было немного, а кресла и стулья составляли роскошь царского двора и знатных бояр, даже и там были в небольшом количестве, в народе же вовсе не употреблялись.
Столы делались деревянные, большею частью дубовые, длинные и узкие; у зажиточных людей иногда их разрисовывали изображениями из Св. Писания, а пока и ножки украшались резьбою. Кроме больших столов были столы маленькие, у богатых людей украшенные камнями и разными пестрыми кусочками, тоже аспидные.
Большие столы ставили перед лавками и обыкновенно покрывали подскатертниками; это была вещь, необходимая для приличия. Во время трапезы поверх подскатертника накрывался стол скатертью.
Скатерти и подскатертники работались обыкновенно дома и служили предметом занятий для многочисленной прислуги. Как полавочники и наоконники, так и скатерти и подскатертники переменялись по праздникам; в будни столы накрывались полотняными и суконными кусками, в праздники - бархатными, алтабасовыми, камковыми подскатертниками с золотошвейными каймами.
Скатерти у бедных были полотняные, грубой отделки, у богатых - шитые браные с бахромами. Все эти покрывала вообще на столах, окнах и лавках назывались хоромным нарядом. Стенных зеркал у русских вовсе не было. Церковь не одобряла их употребления; духовным лицам Собор года положительно запретил иметь зеркала в своих домах; благочестивые люди избегали их как одного из заморских грехов; только зеркала в малом формате привозились из-за границы в большом количестве и составляли принадлежность женского туалета.
Так же точно старинное благочестие избегало стенных картин и эстампов, не допуская других украшений в этом роде, кроме икон, но в XVII веке мало-помалу начали входить в домашний обиход картины и эстампы сначала в царских хоромах, потом у знатных лиц. Вкус к ним начал распространяться и между другими сословиями, и уже в конце XVII века их продавали в овощном ряду в Москве. Впрочем, эстампы, которые тогда дозволяли себе вешать в золоченых рамах богатые люди, заключали преимущественно священные предметы, но их строго отличали от образов и они не имели вовсе священного значения.
Кроватью в старину служила прикрепленная к стене скамья или лавка, к которой приставляли другую лавку. На этих лавках клали постель, состоявшую из трех частей: пуховика, или перины, изголовья и подушек.
Было два изголовья - нижнее называлось бумажным и подкладывалось под верхнее, на верхнее клались подушки, обыкновенно три; постель покрывалась простынею из полотна или шелковой материи, а сверху закрывалась одеялом, входившим под подушки.
Постели убирались понаряднее в праздники или на свадьбах, попроще в обычные дни. В нарядных постелях на изголовья и подушки надевались наволоки камчатные, бархатные, атласные, обыкновенно красного цвета, шитые золотом и серебром, унизанные жемчугом по окраинам; одеяла постилались подбитые соболем, атласные, красного цвета с гривами, то есть каймами золотой или серебряной материи, подбитыми соболями.
Самые перины были набиты лебяжьим или чижовым пухом. Наволоки были на простых постелях тафтяные белые или красные, подбитые крашениною. Простые одеяла подбивались заячьими мехами.
Вообще, однако, постели были принадлежностью только богатых людей, да и у тех стояли более для вида в своем убранстве, а сами хозяева охотнее спали на простой звериной шкуре или на матрасе. У людей средственного состояния обычною постелью служили войлоки, а бедные поселяне спали на печах, постлавши под головы собственное платье, или же на голых лавках.
Для хранения домашних вещей употреблялись скрыни род комодцев с выдвижными ящиками , сундуки, погребцы, чемоданы. Посуду ставили в поставцах: это были столбы, уставленные со всех сторон полками; книзу их делали шире, кверху же, на нижних полках ставили более массивную посуду, на верхних мелкую.
Разные женские украшения хранились в ларцах, которые сами по себе украшались великолепно, наводились яркими красками и золотом, расписывались узорами и окаймлялись металлическими кружевами; такие ларцы передавались из рода в род вместе с драгоценностями, какие там сохранялись.
Для украшения в домах зажиточные люди раскладывали разные драгоценные безделки вроде следующих: серебряные яблоки, позолоченное изображение петуха с белым хвостом на поддоне, мужичок серебряный, костяной город с башнями и миниатюрные изображения разных домашних принадлежностей из золота и серебра, например: ящик, в котором было паникадило, стол, четыре подсвечника, рассольник, рукомойник, четыре блюда, четыре тарелки и проч.
Знакомство с Европою ввело к нам часы.
Так, у Артамона Сергеевича Матвеева было несколько часов: одни показывали часы астрономического дня, на других означалось время от восхода до заката солнца, а третьи показывали течение суток с полуночи в полдень, как наши часы нынешнего времени.
Часы зепные карманные составляли редкость и гораздо употребительнее были часы боевые, стенные и столовые; устройство их от наших отличалось тем, что в них не стрелка ходила по циферному кругу, а самый круг двигался. Столовые часы делались с затейливыми фигурами, например с четвероугольною скрынькою с перилами наверху, или медное изображение слона с сидящим на нем человеком, или в виде башни; на чердаке ее сделаны были изображения людей, а на самой вершине изображение сидящего орла.
II, ,- Доп. Освещение в домах было свечами восковыми и сальными. Восковые употреблялись преимущественно у богачей, и то единственно в праздничные дни и во время торжественных собраний; в самом царском дворце в XVI веке зажигали сальные свечи. Свечи вставлялись в подсвечники, которые были стенные, прикрепленные к стенам, стоячие, значительной величины и малые или ручные.
Вообще они назывались шандалами, делались обыкновенно из меди, иногда из железа. В XVII веке у зажиточных людей были в домах так называемые струнные медные подсвечники, сделанные из натянутых и расположенных удобно медных проволок. Ночью, чтоб иметь огонь, держались ночники.
По случаю больших собраний освещали дома висячими паникадилами, которые в богатых и знатных домах были серебряные и делались с разными фигурами. Для домашнего обихода держались слюдяные фонари; с ними прислуга ходила в конюшни и кладовые.
Стеньки Раз. Для хранения громоздких хозяйственных припасов в клетях употреблялись бочки, кади, лукошки разной величины и объема. Бочки в старину были самым обыкновенным вместилищем и жидкостей, и сыпучих тел, например: хлебного зерна, муки, льна, рыбы, мяса сушеного, поскони и разного мелкого товара, как-то: гвоздей, цепей, замков, топоров и всех вообще принадлежностей хозяйства.
Сосуды для варенья в поварнях были котлы медные и железные; там, где приготовлялась пища на большое количество людей в дворе, они достигали больших размеров, например в семь ведер; другие были в четыре ведра, в ведро, в полведра, и вообще назывались поваренными, или, естовными котлами, в отличие от пивных и винных, достигавших размера пятидесяти ведер.
Для небольшого количества пищи употреблялись горшки. Жарили на сковородах не только железных, но и на медных луженых, с рукоятьями; для месива теста употреблялись деревянные корыта и большие чаны; для мытья белья корыта, ночвы, буки, для носки воды ведра, кумганы, корчаги, ендовы, кувшины. По окончании обеда у рачительных хозяев все сосуды вымывались и вытирались, потом опрокидывались вниз и ставились на полках в кухне или в чулане. Tax, 22, XIII.
Для умыванья употреблялись рукомойники и лохани; у богатых людей они были серебряные и позолачивались, у людей средственного состояния - медные или оловянные. Нередко рукомойник был оловянный, а лохань медная. Столовая посуда для пищи и питья носила общее название судков.
Жидкое кушанье из поварни для стола носили в кастрюлях и оловянниках - медных луженых или оловянных, с покрышниками. Другая посуда для носки жидких кушаньев была рассольник, также с покрышкою, род соусника; он употреблялся также и для соленых плодов.
За столом жидкая пища разливалась в мисы: у богатых они были серебряные, у небогатых оловянные и деревянные. Твердые кушанья приносились на блюдах. Были блюда разной фигуры и различной величины, приспособленные к известному роду кушаньев, и поэтому назывались: блюдо гусиное, блюдо лебяжье. На одних блюдах приносили кушанья из поварни, другие ставились перед гостьми так, чтоб два человека и более могли есть с одного блюда. Последнего рода блюда назывались блюдцами. Овощи подавались на блюдах особой формы, называемых овощниками.
К большим блюдам приделывались кольца, по два и по четыре; это показывает, что их несли человека по два. У богатых блюда были серебряные с выбойчатыми мишенцами по обводу; у людей посредственного состояния - оловянные или полуженные медные.
Тарелки, называемые торели, не были в повсеместном употреблении, и там, где они ставились перед гостьми, не переменялись во все продолжение обеда, а поэтому в домах их было немного; у богатых они были серебряные граненые, иногда позолоченные; у менее зажиточных - из польского серебра или оловянные.
Весом они были до полфунта, а некоторые и массивнее, например в три четверти фунта. В домашнем сервизе немногие из них были больше остальных. Вероятно, название торели смешивали с названием блюда, так что в одном месте плоскую посуду, поставленную перед гостьми, называли торелями, а в другом блюдами.
Ложки у богатых делались серебряные позолоченные с фигурою на конце рукояти и с надписью, кому принадлежит. Ножи в богатых домах оправлялись золотом и серебром с драгоценными камнями: их не подавали гостям, потому что кушанье предлагалось уже разрезанное. Вилки были двузубые, а иногда их вовсе не клали. Салфетки не употреблялись: обтирали руки полотенцем или краем скатерти. Но необходимою принадлежностью столового прибора почитались, солоница, уксусница и перечница, иногда горчичница.
Когда готовили стол к трапезе, то, постлавши скатерть, ставили на нее эти сосуды. Солоницы делались на стоянцах с покрышками и рукоятками, уксусницы и перечницы на ножках; иногда эти сосуды соединялись в один: например, солоница, а наверху ее перечница. Вас, VIII. Кремля, 36, Столовые сосуды для приноса питий были: ендовы, мушормы, ведра, кувшины, сулеи, четвертины, братины. Ендова была сосуд более кухонный, но употреблялся и как столовый для приноса питья; ендовы имели разную величину: например, иные заключали в себе целое ведро, другие по шести ведер, а некоторые были столь малы, что заключали в себе весу только две гривенки.
Редко употребляемые при столе, в обычном обиходе они были медные вылуженные, с носком и с рукояткою. Мушорма была сосуд, близкий по виду к ендове, также с носком и с рукоятью. В чем заключалось их различие - неизвестно. Ведра были не только служебного посудою, но сделанные в малом размере, ставились с напитками на столе; были, таким образом, серебряные сосуды в форме ведра, носившие это название, с дужкою наверху, цилиндрической формы, а иногда многосторонниками.
Кувшинами, как теперь, называли сосуды с раздутыми боками посредине, с суженною шейкою, с расширявшимися краями, с носками и с кругообразною рукоятью. Были кувшины серебряные с обручами на шейках, с крышкою наверху, на которой ставились какие-нибудь выпуклые фигуры, напр.
Четвертиною, как показывает ее название, была четвертая часть единицы - ведра, то есть кварта; но в домашних приборах этим именем называли сосуд, раздутый по бокам, несколько похожий на суповую чашку с крышкою; в них отсылали питье из дома отсутствующим знакомым. Четвертины были разной величины и даже так малы, что вставлялись в небольшую шкатулку.
Братина, как самое ее название указывает, была сосуд, предназначенный для братской товарищеской попойки, наподобие горшка с покрышкою. Из них пили, черпая чумками, черпальцами и ковшами. Братины были разной величины; небольшие употреблялись даже прямо для питья из них и назывались братинками. Вас, 25, Tax, 22, К сосудам, из которых пили, принадлежали кружки, чаши, кубки, корцы, ковши, достаканы, чарки, овкачи, болванцы.
Кружки были цилиндрические сосуды с рукоятью и крышкой, всегда в одну стену снизу доверху, кверху несколько уже, обыкновенно круглого вида, как показывает самое название; но были также кружки осьмигранные и четырехгранные; они ставились на поддонах.
Чашами назывались круглые разложистые сосуды с рукоятками, с кольцами, с пелюстками, с скобами, весившие иногда до двух фунтов и более; но вообще под этим названием разумели пропорцию выпиваемого собеседниками вина; в этом смысле на одной братине находится надпись: "В сию братину наливается богородицина чаша". Пить чашу чью-либо значило пить в честь кого-нибудь или за чье-либо здоровье. Таким образом, говорилось: "государева чаша", "патриаршая чаша".
Кубками назывались сосуды с круглым, иногда досчатым или плоским дном, с крышкою, на подставке, иногда на ножках и на поддоне. К ним иногда приделывались цепочки. Делались кубки двойчатые, то есть разделявшиеся на две половинки, из которых каждая составляла особый сосуд для питья.
Величина кубков была различна. Всем известен громадный кубок царя Ивана Васильевича Грозного, хранящийся в Оружейной палате, весом в один пуд восемь фунтов, в сажень вышиною. У знатных и богатых домохозяев были большие кубки весом до четырех и до пяти фунтов, но они в небольшом количестве стояли только для украшения на поставцах.
В употреблении были кубки весом в полфунта, фунт и около того. Стопы были большие высокие стаканы, иногда с рукоятью, носками и крышкою. Достаканы были средней величины стаканы, иногда с рукояткою, на ножках, обыкновенно с разложистыми круглыми краями, иногда же с угольчатыми и ставились на маленьких поддонах.
Ковши были низенькие сосудцы, круглые или овальные, с круглым дном, с досчатою ручкою, называемою полкою, иногда с загибом на конце.
Корцы отличались от ковшей тем, что дно у них было плоское; маленькие корцы назывались корчиками. Чарками назывались маленькие сосудцы с круглым или плоским дном или на ножках с закругленною ручкою, иногда с покрышкою. Подлинно неизвестно, какая была отличительная черта сосудов, называемых болванцы и овкачи. Первые были иногда массивны, как это доказывается описанием одного болванца в числе посуды царя Михаила Феодоровича, где значатся болванцы 4 ф.
Вас, 25, , Кремля, Кроме этих названий, более или менее определенных особою формою, существовали разные сосуды затейливой фигуры: напр. Эти сосуды из серебра, часто позолоченные, наполняли поставцы знатных и богатых людей и составляли домашнюю роскошь. В отношении работы они были разных видов, напр. Фон стены сосуда назывался землею, а по земле делались разные фигурные украшения. На братинах чаще всего были узоры и травы. На стенах кубков и чаш делались широкие выпуклости, называемые пузами, и углубления, называемые ложками; сверх того, неширокие, но высокие возвышения, называемые пупышами, формы круглой, сердцевидной, продолговатой, клинчатой и т.
Часто пупыши очередовались с ложками. Иногда на фоне одной работы делались кружки другой и в этих кружках помещались изображения и надписи. По краям сосудов проводились венцы, составлявшие линии разных узоров; часто таких линий было несколько одна возле другой, каждая работы, отличной от другой. Фигуры, украшавшие сосуды, изображали цветы, плоды, листья, зверей, птиц, рыб, людей; последние носили название личин или образин. Литые фигуры ставились на верхах покрышек; так, например, были сосуды, особенно кубки, наверху которых стояли орлы, петухи, яблоки, лодки, терема, города с башнями.
Например, в кубке весом в одиннадцать гривенок, принадлежавшем царю Ивану Васильевичу, на покрышке был терем о трех столбах, между столбами три человеческих изображения в кругах, а наверху самого терема человеческая фигура, держащая копье. На привозных из Западной Европы сосудах встречались мифологические изображения, например Аполлона или сатира. Иногда чеканные фигуры представляли целые происшествия или картины: напр.
Поля сосуда украшались чеканными фигурами; они находились между пупышами, между пупышами и ложками, когда они чередовались между собою, в кружках, обручиках, связях или сетевидных каймах, на полках ковшей и корцев.
Иногда рукояти и стоянцы сами по себе составляли фигуру: напр. Даже внутри сосудов иногда делались чеканные и литые изображения. Кроме узоров, трав и фигур, было в обычае делать на сосудах разные надписи, как-то: о количестве веса, имя владельца вещи и приличные изречения из Священного Писания или из житейской мудрости, а если сосуд был подарен, то надписывалось об этом: напр.
Надписи эти вычеканивались внутри сосуда на дне, по ободам, по эмали или финифти, которою нередко украшались сосуды. Чтоб иметь понятие о роде тех надписей, которые заключали в себе изречения, приведем в пример чарку, на которой надписано по ободу: "Чарка добра человеку, пить из нее на здравие, хваля Бога, про государево многолетнее здоровье"; внутри другая: "Не злись, смирись, человече, желаешь славы земные, зато не наследишь небесные; по бокам вокруг: "Зри, смотри и люби и не проси.
Внутри братины, поднесенной царю думным дьяком Третьяковым в году, надпись такая: "Человече! Не проглотить ли мя хочеши? Аз есмь бражник; воззри, человече, на дно братины сея, оккрыеши тайну свою". Кремля, , , , Смесь, ,
