Сотников краткое содержание по главам
С раннего утра до темноты над ними висела немецкая авиация, "юнкерсы" непрерывно осыпали колонну бомбами. Вернувшись домой, Демчиха сердилась на незваных гостей, но увидев, что Сотников ранен, сделала ему перевязку. Но время шло, а удобного момента так и не подвернулось. Добавить комментарий Отменить ответ. Рыбак и Сотников, не стучась, зашли в дом старосты.
Разве эта согреет? Сотников ответил не сразу. Можно и еще как.
Они перелезли через изгородь и сразу оказались в поле. Сотников враз ссутулился, глубже втянул в воротник маленькую в пилотке голову, норовя на ходу отвернуться от ветра. Рыбак откуда-то из-за пазухи вытащил замусоленное, будто портянка, вафельное полотенце и, стряхнув его, повернулся к напарнику. Все теплей будет.
А то, гляди, совсем окочуришься. Сотников нехотя остановился, зажал между коленей винтовку и скрюченными, негнущимися пальцами кое-как закутал полотенцем шею. Тут пара километров, не больше. Что-нибудь расстараемся, не может быть Тут недолго было обморозить лицо и особенно уши, которые Сотников, морщась от боли, то и дело тер суконным рукавом шинели. За ноги он не опасался: ноги в ходьбе грелись. Правда, на правой отнялись, потеряв чувствительность, два помороженных пальца, но они отнимались всегда на морозе и обычно начинали болеть в тепле.
Но на холоде мучительно ныло все его больное простуженное тело, которое сегодня вдобавок ко всему начало еще и лихорадить. Им еще повезло - снег в поле был достаточно тверд или не слишком глубок, они почти всюду держались поверху, лишь местами проваливаясь то одной, то другой ногой, проламывая затвердевший от мороза наст. Теперь шли вдоль гривки бурьяна по склону вниз. В поле было немного светлее, чем в лесу, серый призрачный сумрак вокруг раздвинулся шире, внизу на снегу мельтешили от ветра сухие стебли бурьяна.
Спустя четверть часа впереди затемнелся какой-то кустарник - спутанные заросли лозняка или ольшаника над речкой, и они не спеша пошли к этим зарослям. Сотников чувствовал себя все хуже: кружилась голова, временами в сознании что-то как будто проваливалось, исчезало из памяти, и тогда на короткое время он даже забывал, где находится и кто с ним.
Наверно, в самом деле надо было воротиться или вовсе не трогаться из леса в таком состоянии, но он просто не допускал мысли, что может всерьез заболеть. Не хватало еще болеть на войне. Никто из них не болел так, чтобы освобождали от заданий, да еще таких пустяковых, как это. Кашляли, простуживались многие, но простуда не считалась в лесу болезнью.
И когда там, у костра на болоте, командир вызвал его по фамилии, Сотников не подумал о болезни. А узнав, что предстоит сходить в село за продуктами, даже обрадовался, потому что все эти дни был голоден, к тому же привлекала возможность какой-нибудь час погреться в домашнем тепле. И вот погрелся. В лесу все-таки было легче, а тут, на ветру, он почувствовал себя совсем плохо и даже испугался, что может упасть: так кружилась голова, и от слабости вело из стороны в сторону.
Остановившись, Рыбак обернулся, подождал, и от этого его простого вопроса, на который не обязательно было отвечать, у Сотникова потеплело в душе. Больше всего он боялся из напарника превратиться в обузу, хотя и знал, что, если случится наихудшее, выход для себя найдет сам, никого не обременяя. Даже и Рыбака, на которого как будто можно было положиться.
После недавнего перехода шоссе, когда им двоим выпало прикрыть отход остатков разбитого отряда, они как-то сблизились между собой и все последние дни держались вместе.
Наверно, потому вместе попали и на это задание. Недалеко уже, - подбадривал Рыбак, замедляя шаг, чтобы идти рядом. Сотников догнал его, и они вместе пошли по склону. Снег тут стал глубже, чем был на пригорке, ноги чаще проламывали тонковатый наст; месяц теперь блестел за их спинами. Ветер сильными порывами раздольно гулял в снежном поле, короткие полы шипели хлестали по озябшим коленям Сотникова.
Рыбак вдруг обернулся к товарищу: - Все спросить хочу: в армии ты кем был? Наверно, не рядовым, а? А я вот в пехоте всю дорогу топаю. Но Рыбак это понял иначе. От старшины до рядового дошел. А ты кадровый? До тридцать девятого в школе работал. Рыбак не договорил - вдруг провалился обеими ногами, негромко выругался и взял несколько в сторону.
Тут уже начинался кустарник, заросли лозы, камыша, снег стал рыхлее и почти не держал наверху; под ногами, кажется, было болото. Сотников в нерешительности остановился, выбирая, куда ступить. По следам, так легче, - издали сказал Рыбак, направляясь в кустарник. Они долго пробирались по широкой пойменной лощине, пока вылезли из зарослей мерзлого тростника, отчаянно шелестевшего вокруг, перешли засыпанную снегом речушку и снова пошли лугом, разгребая ногами рыхлый, глубокий снег.
Сотников совершенно изнемог, тяжело дышал и едва дождался, когда кончится эта болотистая низина и начнется поле. Наконец кустарник остался позади, перед ними полого поднимался склон, снега здесь стало меньше. Но идти вверх оказалось не легче. Сотникова все больше одолевала усталость, появилось какое-то странное безразличие ко всему на свете. В ушах тягуче, со звоном гудело - от ветра или, может, от усталости, и он огромным усилием воли принуждал себя двигаться, чтобы не упасть.
На середине длинного склона стало и вовсе плохо: подкашивались ноги. Хорошо еще, что снегу тут было мало, а местами его и вовсе посдувало ветром, и тогда под бурками проступали пыльные глинистые плешины. Рыбак вырвался далеко вперед - наверно, старался достичь вершины холма, чтобы оглядеться, - кажется, уже скоро должна была появиться деревня. Но еще не дойдя до вершины, он остановился. Сотникову показалось издали, что он там что-то увидел, по отсюда ему плохо было видно, что именно.
Снеговой холм полого поднимался к звездному небу и где-то растворялся там, исчезая в тусклом мареве ночи. Позади же широко и просторно раскинулась серая, притуманенная равнина с прерывистой полосой кустарника, слабыми очертаниями каких-то пятен, расплывчатых теней, а еще дальше, почти не просматриваясь отсюда, затаился в темени покинутый ими лес. Он был далеко, тот лес, а вокруг стыло на морозе ночное поле - если что случится, помощи ждать неоткуда.
Рыбак все еще стоял, отвернувшись от ветра, когда Сотников кое-как приволокся к нему. Он уже не придерживался его следа - ступал куда попало, лишь бы не упасть. И, подойдя, неожиданно увидел: под ногами была дорога.
Они ничего не сказали друг другу, вслушались, вгляделись и медленно пошли вверх - один по правой, а другой по левой колеям дороги. Дорога, наверно, вела в деревню - значит, может, еще удастся дойти туда, не свалиться в пути. Вокруг простирался все тот же призрачный ночной простор - серое поле, снег, сумрак со множеством неуловимых теневых переходов, пятен.
И нигде не было видно ни огонька, ни движения - смолкла, затихла, притаилась земля. Сотников шагнул и замер, коротко скрипнул и затих под его бурками снег. Рядом неподвижно застыл Рыбак. Откуда-то с той стороны, куда уходила дорога, невнятно донесся голос, обрывок какого-то окрика вырвался в морозную ночь и пропал. Они тревожно вгляделись в ночь - недалеко впереди, в ложбинке, похоже, была деревня: неровная полоса чего-то громоздкого мягко серела в сумраке.
Но ничего определенного там нельзя было разобрать. Замерев на дороге, оба всматривались, не будучи в состоянии понять, действительно ли это был крик или, может, им показалось. Вокруг с присвистом шуршал в бурьяне ветер и лежала немая морозная ночь. И вдруг снова, гораздо уже явственней, чем прежде, донесся человеческий крик - команда или, может, ругательство, а затем, разом уничтожая все их сомнения, вдали бабахнул и эхом прокатился по полю выстрел.
Рыбак, что-то поняв, с облегчением выдохнул, а Сотников, наверно, оттого, что долго сдерживал дыхание, вдруг закашлялся. Минуту его неотвязно бил кашель, как он ни старался унять его, все прислушиваясь, не донесутся ли новые звуки. Правда, и без того уже было понятно, чей это выстрел: кто же еще, кроме немцев или их прислужников, мог в такую пору стрелять в деревне?
Значит, и в том направлении путь им закрыт, надо поворачивать обратно. Выстрелов, однако, больше не было, раза два ветер донес что-то похожее на голос - разговор или окрик, не разобрать. Выждав, Рыбак сквозь зубы зло сплюнул на снег.
Для великой Германии. Они еще постояли недолго, прислушиваясь к ветреной тиши, обеспокоенные вопросом: что делать дальше, куда податься? Будто еще на что-то надеясь, Рыбак продолжал вглядываться в ту сторону, где во мраке исчезала дорога; Сотников же, отвернувшись от ветра, начинал мелко, простудно дрожать.
Тут где-то, помнится, еще должна быть деревушка. Ему было все равно куда идти, лишь бы не стоять на этом пронизывающем ветру. Чувства его дремотно тупели, по-прежнему кружилась голова. Все его усилия теперь уходили только на то, чтобы не споткнуться, не упасть, ибо тогда он, наверное, уже не поднялся бы. Они свернули с дороги и по снежной целине направились туда, где широким пятном темнел какой-то кустарник.
Снег на склоне сначала был мелкий, по щиколотку, но постепенно становился все глубже, особенно в низинке. К счастью, низинка оказалась неширокой, они скоро перешли ее и повернули вдоль зарослей мелколесья, близко, однако, не подходя к ним.
Сотников плохо ориентировался на этой местности и во всем полагался на Рыбака, который облазил здешние места еще осенью, по черной тропе, когда их небольшой отряд только еще собирал силы на Горелом болоте. Начав с небольшой диверсии на дороге, этот отряд затем перешел к делам поважнее - взорвал мост на Ислянке, сжег льнозавод в местечке, но после убийства какого-то крупного немецкого чиновника оккупанты всполошились. В конце ноября три роты жандармов, оцепив Горелое болото, начали облаву, из которой они едва вырвались тогда в соседний Борковский лес.
Сотников, однако, в то время был далеко отсюда и едва ли помышлял о партизанах. Он делал третью попытку пробиться через линию фронта и не допускал мысли, что может оказаться вне армии.
Двенадцать суток пробиралась из-под Слонима на восток небольшая группа артиллеристов - тех, кто уцелел из всего когда-то мощного корпусного артиллерийского полка. Но на Березине во время переправы почти вся она была расстреляна из засады, а кто уцелел или не пошел ко дну, очутился в плену у немцев. В числе этих последних, на счастье или беду, оказался и Сотников. Да, это были отличные ребята, его артиллеристы, разведчики, огневики и связисты.
Круглый год он получал с ними только пятерки и благодарности от начальства за боевую подготовку, мастерство и меткую стрельбу на полковых, армейских и показных учениях.
Думалось, разразится война, и им будут обеспечены блестящая победа, ордена, газетная слава и все прочее, к чему они были вполне подготовлены и чего, безусловно, заслуживали. По крайней мере, больше других. Но на войне все получилось иначе. Случилось так, что в распоряжении батареи осталось несколько считанных секунд, и наибольший результат дали те, кто скорее сориентировался, проворнее успел зарядить, кто просто оказался ловчее и не растерялся в момент, когда у него самого задрожали руки.
Рыбак уверенно шагал впереди вдоль опушки леска. Сотников опять приотстал, его суконные растоптанные бурки, недавно доставшиеся ему от убитого партизана из местных, ровно шорхали по снежной замяти.
Их путь лежал вниз, ветер заходил сбоку, месяц тускло и ровно блестел с небосклона. По-прежнему было морозно и ветрено, от стужи у Сотникова все сжалось, одеревенело внутри.
Казалось, никогда в жизни он не испытывал такого собачьего холода; как в эту февральскую ночь. От усталости и однообразного шуршания ветра в бурьяне голова его полнилась гулом и путаницей невнятных фраз, разговоров. В тусклой сумятице мыслей порой явственно проглядывало что-то из его прошлого Наихудшее из всего состояло для Сотникова в том, что это был его первый и его последний фронтовой бой, к которому комбат готовился в течение всей своей службы в армии.
К сожалению, этот злосчастный бой еще раз засвидетельствовал тот непреложный, но нередко игнорируемый факт, что в усвоении опыта предыдущей войны не только сила, но, наверное, и слабость армии. Наверно, характер каждой следующей войны слагается не столько из типических закономерностей предыдущей, сколько из незамеченных или игнорированных ее исключений и неожиданностей, что и формирует как ее победы, так и ее поражения.
Жаль, что Сотников понял это слишком для себя поздно, когда уроки его короткой фронтовой науки были для него уже бесполезны, а вся его батарейная мощь превратилась в груду покореженного металла на булыжном шоссе под Слонимом. Все это представлялось теперь как страшный, кошмарный сон, и, хотя и потом на его долю выпало немало чудовищных испытаний, тот первый бой никогда не изгладится в его памяти.
Четвертый день грохочущая колонна полка тащилась по лесным и проселочным дорогам на запад, потом свернула на юг, но не проехала и десятка километров, как ее повернули на север. Трактора своим неумолчным ревом оглушали окрестность, от перегрева кипела вода в радиаторах, пот и пыль разъедали лица бойцов.
С раннего утра до темноты над ними висела немецкая авиация, "юнкерсы" непрерывно осыпали колонну бомбами. Все на дороге было завалено песком и землей, смрадно горели тягачи, уцелевшие безостановочно объезжали их: колонна не прекращала движения. Бойцы со станин беспорядочно палили вверх из винтовок, но пользы от такой их стрельбы было мало.
Они даже не могли заставить самолеты подняться выше, и те носились над дорогой, едва не задевая верхушки посадок. Сотников сидел на головном в батарее тракторе и как избавления, как самого большого счастья жаждал команды съехать с этой проклятой дороги и развернуться. Уж он бы тогда встретил немцев. Он бы обрушил на их головы такое, что им и не снилось. Сотников боялся стать обузой.
Самочувствие его ухудшалось. Неожиданно рядом раздается голос товарища. Он понял, гибель откладывается. Глава 7 Раненый Сотников полз за Рыбаком.
Нога ныла и нервно дрожала. Помогая товарищу, Рыбак чувствовал, что силы на исходе. Долгий путь пришлось проделать, прежде чем они выбрались на дорогу, которая привела их к роще. Глава 8 Рощица оказалась кладбищем. Мужчины растерялись. Бедро нестерпимо ныло, но Сотников упорно шел вперед. Миновав кладбище вышли к хате. Рыбак отправился на разведку.
В доме дети. Мать на работе. Женщину звали Демчиха. Она одна воспитывала четверых пострелят. Старшая девочка предложила бойцам вареной картошки. Сотников проваливается в сон. В полузабытье вспоминает немецкий плен и как бежал перед расстрелом. Глава 9 Рыбак наблюдал за тропинкой к дому.
Демчиха вернулась с работы. Гостям женщина была не рада. Она приняла их за немцев. Неожиданно появились немцы. Бежать некуда. Только на чердак. Если бы не кашель, их бы не заметили. Глава 10 Арестовали всех сразу. Досталось и Демчихе за то, что скрывала бандитов.
Сотникова мучила совесть. Из-за него пострадали люди. Сотникова, Рыбака и Демчиху везут в полицейский участок. Глава 11 Первым на допрос вызвали Сотникова. Следователя Портнова интересовал один вопрос, где расположился партизанский отряд. Сотников молчал, чем взбесил Портнова. Понимая, что ему не удастся выбить показания с Сотникова, Портнов зовет на помощь местного вышибалу Будилу. Глава 12 Рыбак и Демчиха тем временем отсиживались в подвале.
Староста был там же. Его арестовали за то, что не выдал партизан. Рыбак прокручивал в голове варианты, как избежать наказания и выбраться отсюда целым. На допросе он понравился Портнову, отвечая покладисто, ничем не раздражая его. Он выдумал свою историю про партизан, скрывавшихся в лесу. За содействие Рыбаку пообещали должность в полиции, но в том случае, если он не соврал, рассказывая свою историю.
Глава 13 Сотникова пытали. Спасла от смерти его немощность. Видя, что толку он него нет, его кидают в подвал. Рыбак увидев изувеченного товарища обрадовался, что избежал наказания. В душе он надеялся, что тот не выживет. Его смерть развязала бы ему руки. Он делится с пришедшим в себя Сотниковым планом. Сотников должен подтвердить его историю про партизан. В ответ слышит отказ. Сотников предупреждает Рыбака, что он лезет в дерьмо, позоря при этом красноармейскую часть.
Глава 14 С допроса вернулся староста. Он рассказал, что у него пытались выведать правду ли говорил Рыбак об отряде. К вечеру в камеру привели новенькую. Ей оказалась еврейская девочка Бася, жившая в доме старосты. Глава 15 До Рыбака дошла серьезность ситуации. Неужели следователь соврал ему, обещая работу и свободу. Он не хотел умирать, решив бороться до последнего. Если надо, он задушит и Портного и полицая, арестовавшего их. Глава 16 Сотников пришел в себя. Он решил собрать последние силы и с достоинством принять смерть, завидуя товарищам, которые полегли на поле боя, защищая Родину.
Неожиданно и совершенно отчетливо он принимает решение взять вину себя. Тем самым спасти жизнь остальным. Глава 17 Утром из подвала всех вывели во двор. Сотников настойчиво требовал следователя. Кричал, что во всем виноват один, но полиция не реагировала на его слова. Рыбак увидев Портного говорит ему, что невиновен. На предложение полицейского вступить в их ряды, сразу же соглашается. Получив приказ сопроводить пленных на казнь, выполняет его безоговорочно.
Глава 18 Сотников понял, кем оказался боевой товарищ, а он еще пытался спасти предателя.
