Иуда на тайной вечере, Как узнать Иуду на картинах с Тайной вечерей | Арт с котом | Дзен
Здесь что-то такое есть, что понятно только двум людям и больше никому. И подал его Иуде Искариоту. Ле Камю следующим образом реконструирует расположение Христа и учеников за столом. Посмотрите внимательно на картину — на ней действие происходит здесь и сейчас, в данный момент, в данную минуту, в данную секунду. Существует легенда о том, как Леонардо да Винчи искал подходящую модель для создания образов Иисуса Христа и Иуды.
Если мы обратимся непосредственно к тексту Евангелия, то найдем следующее.
Согласно Евангелию от Луки, это происходит после совершения Таинства. Известный экзегет епископ Кассиан Безобразов предлагает следующее рассуждение на эту тему:.
Этот вопрос решается по-разному. Если основываться на тексте Мф. Эта возможность не исключается и Ин. Установление Евхаристии — в схеме Ин. Иначе обстоит дело с Лк. Иисус открыто свидетельствует, что рука предающего Его с Ним за столом.
Из Ин. Таким образом, свидетельство Лк. Этот вывод может отвечать фактическому положению вещей, если мы держимся убеждения, что евангелист Лука воспроизводил события в их хронологической последовательности и остался верен своей заботе о хронологической точности и в повествовании о последней вечере. Если бы согласование Лк. То есть епископ Кассиан отмечает тот очевидный факт, что из четырех евангелистов один апостол Лука свидетельствует об участии Иуды в Евхаристии, но при этом ни один из трех других евангелистов этому факту не противоречит.
Апостол Иоанн не описывает Причастия. Апостолы Матфей и Марк указывают лишь на то, что Господь до совершения Евхаристии говорит о предательстве одного из присутствующих учеников. Но, во-первых, у этих евангелистов не сказано, что Иуда после обличения ушел, а во-вторых, кто может утверждать, что предсказание предательства не могло иметь место дважды во время Тайной вечери — до и после совершения Господом Евхаристии?
Мы знаем, что Господь и ранее неоднократно пророчествовал о предательстве одного из Его ближайших учеников. Так что еще раз подчеркнем: единственное свидетельство Евангелия о причащении Иуды находится у евангелиста Луки, и это свидетельство не опровергается ни одним другим евангелистом, на чем и акцентирует наше внимание епископ Кассиан Безобразов. Богослужебные тексты Страстной седмицы как весомый аргумент. Впрочем, приведенные рассуждения не имели бы решающего и даже существенного значения, если бы мы не могли подтвердить их более весомыми аргументами, и эти аргументы содержит наше церковное богослужение, а именно богослужение Страстной седмицы, а еще у же — Страстных четвертка и пятка.
Среди авторов текстов богослужения этих дней — святые Косма Маюмский и Андрей Критский, что позволяет воспринимать эти тексты не только как святоотеческую литературу, но как голос Церкви. Священномученик Ириней Лионский настаивал на неразрывной связи христианского учения и Евхаристии: «Наше же учение согласно с Евхаристиею, и Евхаристия в свою очередь подтверждает учение» [18]. По этой причине мы можем быть уверены, что наши богослужебные тексты, и тем более — тексты, посвященные установлению Таинства Евхаристии, без сомнения выражают воззрения всей Церкви, в том числе — на причастие Иуды.
Богослужение Великих четвертка и пятка однозначно утверждает: Иуда был причастником Тела и Крови Христовых.
Богослужение Великих четвертка и пятка неоднократно и однозначно утверждает, что Иуда был причастником Тела и Крови Христовых наряду с другими апостолами. Впрочем, в современных пособиях по Литургике можно встретить мнение, что в богослужении этих дней существует противоречие. О стихирах на стиховне утрени Великого четвертка автор одного из таких пособий утверждает следующее: «В стихирах говорится о том, как Иуда участвовал в Тайной вечере, и говорится также, что он все-таки не причащался Тела и Крови Господней, а принял только тот кусок хлеба, который протянул ему Христос, омочив в солиле и указав этим предателя».
Хлудовская Псалтирь. ГИМ, Москва. Вывод достаточно оригинальный, поскольку не нужно быть большим специалистом в церковнославянском, чтобы понять, что «уклонение на Хлеб», под Которым здесь подразумевается Сам Господь Иисус Христос, — это не «уклонение от Хлеба», а нечто противоположное по своей направленности, на что и указывает предлог «на». Да и сам глагол «уклонитися» имеет в церковнославянском языке более широкий спектр значений в сравнении с современным русским.
Полный церковнославянский словарь перечисляет три значения этого слова: 1 «уклоняться, избегать»; 2 «преклоняться»; 3 «прельститься, броситься на что-то» [20]. Именно в третьем значении слово «уклонитися» и используется в рассматриваемом отрывке. Выражение это по смыслу синонимично псаломскому «ядущий со Мною хлеб поднял на Меня пяту свою» Пс. Мало того, слова этой же стихиры: «Никтоже отнюд яко Иуда льстивно да приступит к Трапезе» — дают нам возможность трактовать «укрух», принятый Иудой, как евхаристический.
В любом случае из сказанного видно, что из текста разбираемой стихиры никак нельзя сделать вывод, что Иуда «все-таки не причащался Тела и Крови Господней». Таким образом, по мнению автора пособия по Литургике, богослужебные тексты Страстной седмицы о причастии Иуды позволяют нам думать двояко.
Хочешь — думай, что он причащался, а хочешь — что не причащался. Частично мы уже показали, а ниже постараемся еще показать, что это не соответствует действительности. В Триоди Постной, содержащей богослужебные тексты Страстной седмицы, есть четыре песнопения, в которых напрямую говорится о вкушении Иудой Тела и Крови Христовых. Тропарь 9-й песни Трипеснца на малом повечерии Великого четвертка:.
Два тропаря 8-й песни канона на утрене Великого четвертка:. Вечерня Великого пятка. Стихира на «Слава и ныне» на «Господи, воззвах»:. О нрава несытнаго, и дерзости безчеловечныя! Питающаго продает, и Егоже любляше Владыку, предаяше на смерть: воистину онех сын беззаконный, и с ними пагубу наследова. Но пощади, Господи, души наша от таковаго безчеловечества, Едине в долготерпении неизреченный» [24].
Приведенные тексты, на наш взгляд, столь красноречивы сами по себе, что не нуждаются в комментариях. Иллюстрацией этим текстам могут служить иконы Тайной вечери, где среди апостолов присутствует Иуда, а в Чаше в центре пасхального стола находится рыба — символ Христа, то есть Причастия [25]. Эмалевый медальон дискоса. Тем не менее ни одного текста, в котором бы говорилось об уходе Иуды с Тайной вечери до Причастия, в Триоди просто нет.
Зато в Триоди есть слова, приоткрывающие нам причину крайнего снисхождения Господа к неверному ученику:. Еда от лика тя апостольска разлучи? Еда дарования исцелений лиши? Еда со онеми вечеряв, тебе от трапезы отрину?
Еда иных ноги умыв, твои же презре? О коликих благ непамятлив был еси! И твой убо неблагодарный обличается нрав. Того же безмерное проповедуется долготерпение, и велия милость» [26].
Для ясности приведем русский перевод этого седальна:. Разве Он тебя от сонма апостолов отлучил?
Разве дара исцелений лишил? Разве, совершив с теми вечерю, тебя от трапезы отстранил? Разве, омыв ноги другим, твои обошел? О, сколько ты благодеяний забыл, и теперь твой неблагодарный обличается нрав, Его же несравненное долготерпение возвещается и великая милость». Согласно приведенному тексту, основанием такового снисхождения Господа к Своему предателю являются «безмерное долготерпение» и «велия милость».
Верующему христианскому сознанию трудно смириться с мыслью, что Господь наш Иисус Христос, зная о предстоящем предательстве, допускает изменника к Причастию Своих Тела и Крови, к крайней степени соединения с Собой в таинстве любви, в новозаветное «Святая Святых». Но: «Мои мысли — не ваши мысли, ни ваши пути — пути Мои, говорит Господь.
Но как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, и мысли Мои выше мыслей ваших» Ис. Причастие Иуды соотносится с кенозисом: тут крайнее снисхождение Спасителя к человеческой личности. Если задуматься, то причастие Иуды укладывается в русло «кенозиса» — того немыслимого «истощания» Сына Божия, которое началось в Боговоплощении и закончилось позорной и мучительной смертью на Кресте.
В случае с Иудой мы видим это же крайнее снисхождение и уничижение Спасителя к человеческой личности. Даже зная, что Он будет предан Иудой, Господь делает все возможное для обращения предателя, включая допуск его, оскверненного страстями и неверием, к принятию таинства Своих Пречистых Тела и Крови, так что у отступника не остается даже наималейшего повода к оправданию, о чем и говорится в приведенном выше седальне.
Таким образом, причастие Иуды показывает нам, что Господь не пренебрегает ни одним человеком, даже находящимся на крайней ступени нравственного падения, но, пока человек жив, ищет его спасения и подает нам все возможные и необходимые для нашего возвращения к Богу средства. И участие Иуды в таинстве Причастия дает нам надежду и даже уверенность в том, что в наших самых крайних жизненных ситуациях и даже в состоянии отступления от Бога Господь не оставляет нас.
Но этот же факт причащения предателя одновременно служит нам страшным предостережением. Оказывается, что без доброго произволения и искреннего покаяния даже величайшее церковное таинство не только не приносит человеку пользы, но и делает его сосудом и орудием сатаны, о чем напоминает нам святой Златоуст:. Это случилось так для того, чтобы ты знал, что, кто недостойно участвует в таинствах, на тех особенно всегда нападает диавол и что они подвергаются большему наказанию.
Говорю это не с целью устрашить вас, а чтобы сделать вас более внимательными к себе.
Как телесная пища, попавши в худосочный желудок, усиливает болезнь, так и пища духовная, когда она принимается недостойно, навлекает большое осуждение. Итак, убеждаю, пусть никто не приступает , имея в душе нечистые помыслы, но очистим наше сердце. Мы храмы Бога, если пребываем чисты. Сделаем чистой душу нашу» [27]. Если же нам кажется, что мы далеки от опасности последовать Иуде в предательстве Христа, то это лишь нам кажется.
И для того, чтобы действительно отдалиться от этой незаметно затягивающей нас пропасти, нужно, чтобы воспоминание о предательстве ближайшего ученика Христова после принятия Святых Таин стало для нас подобием прививки. Руководство к изучению Священного Писания Нового Завета. Алексей Емельянов. Священная история Нового Завета. Репринт [ г.
История Евангельская и Церкви Апостольской. Евангельская история о Боге Сыне, воплотившемся нашего ради спасения, в последовательном порядке изложенная словами св.
Репринт []. Стокгольм, Толкование Евангелия. Самое чудовищное предательство в истории мира - это предательство Бога человеком. Этому страшному событию предшествовала Тайная вечеря. Рассмотрим это сюжет в шедеврах мировой живописи:. Она является частью собрания Государственного Русского музея в Санкт-Петербурге. Создана в — годы в доминиканском монастыре Санта-Мария-делле-Грацие в Милане. Большая фреска датируется годом. Расположена в Сикстинской капелле, Ватикан. Поцелуй Иуды Лобзание Иуды — эпизод Евангелия.
Чтобы указать на Христа, он, подойдя со стражей, поцеловал Иисуса ночью в Гефсиманском саду после моления о чаше. Поцелуй Иуды относится в христианстве к числу Страстей Христовых и следует сразу за гефсиманским молением Иисуса. Поцелуй Иуды — символ предательства.
Сцена поцелуя Иуды описана у всех евангелистов за исключением Иоанна, который только описывает сцену ареста. Евангелие Текст От Матфея Мф. Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его. И, тотчас подойдя к Иисусу, сказал: радуйся, Равви! И поцеловал Его. От Марка Мк. И, придя, тотчас подошёл к Нему и говорит: Равви! От Луки Лк. Ибо он такой им дал знак: Кого я поцелую, Тот и есть. Иисус же сказал ему: Иуда! В апокрифе «Слово о сошествии Иоанна Крестителя во ад», восходящем к византийским сочинениям Евсевия Эмесского и Евсевия Александрийского, подробно рассказывается о том, как дьявол подтолкнул Иуду к предательству и проводится следующее рассуждение о его поцелуе в Гефсиманском саду: О поцелуй, полный беззакония!
О поцелуй, гибельный для души! О уступка геенне огненной! Блудница, целовавшая ноги Владыки, душу свою очистила от скверны. Этот же, поцеловав, душу свою погубил. Она, целуя, список грехов своих разорвала, этот же, целуя, вычеркнул себя из книг жизни.
О премудрость женщины! О неразумье ученика! Когда она целовала ноги Владыки, ангелы радовались и венец ей готовили, когда этот целовал — бесы радовались и сплетали веревку для повешения. Я бы хотела обратить ваше внимание на фреску Джотто ди Бондоне « Поцелуй Иуды» , которая находится в капелле Скровеньи в Падуе. Она была написана вгг. Хотелось бы понять ее, так как она необыкновенно эмоциональна. В канонической иконографии Восточной церкви это сюжет не распространен, так как иконография подчеркивает только момент славы Воскресение, Преображение и т.
Именно с Джотто Бондоне начинается современная европейская живопись. До него в европейском мире принята была икона, или византийская живопись. И та фреска, о которой пойдет речь, «Поцелуй Иуды», — это фреска, которую он, конечно, писал сам. Это не только одна из немногих его абсолютно авторских работ, как «Троица» у Рублева, но еще и работа, которая очень полно раскрывает и личность этого художника, и то, как он писал, какой это был отважный, смелый человек.
И когда мы смотрим на фреску «Поцелуй Иуды», мы сразу выделяем глазами центр композиции. Мы видим, как Иуда, обняв Христа, сомкнув за его спиной руки, поглощает его. Эти две фигуры и есть центр композиции. И композиция, если в нее всмотреться, становится центростремительной: от кулис она все нарастает и нарастает по энергии действия, приближаясь к центру. А потом от центра становится центробежной и разбегается вновь не только к кулисам, но стремительно движется вверх колосника.
Мы видим справа и слева двух героев второго плана на репликах. Мы видим справа, как вошел первосвященник Иерусалимского храма и показывает пальцем на Христа. То есть если мы проследим за движением его пальца, мы как раз упремся в лицо Христа.
А слева мы видим апостола Петра, который, хоть и отрекся трижды, пока трижды пропел петух, но все-таки вытащил хлебный нож и этим ножом отрезал ухо рабу первосвященника. И мы видим, как он с этим ножом кидается вперед, но путь ему преграждает толпа. И если мы проследим за направлением руки и за направлением ножа, то увидим, что эти линии сходятся над плащом Иуды — на лицах. Поэтому можем сказать, что центром композиции являются даже не две фигуры, соединенные вместе, а два лица.
И вот с этой точки и интересно прочитывать эту композицию — как драматическое действие, взятое в момент наивысшего напряжения. Интересно прочитывать ее и как центр драматургической композиции, и как центр театральной композиции, где есть и герои, и массовка. Если вы внимательно посмотрите на эти два лица, которые именно лица, а не целые фигуры являются центром композиции, то вы увидите разницу в их трактовке.
Благородное, прекрасное лицо Христа, золотые густые волосы, светлое чело, спокойный взор, и эта чистая шея, такая колонна шеи… серьезное, сосредоточенное, прекрасное лицо. Так изображать Христа — как героя, как изумительно красивого человека — будет в дальнейшем, сто лет спустя, итальянское Возрождение.
Это не изможденное, измученное страданием, истекающее на кресте от копья Лонгина тело, это не умученная плоть, а это прекрасный мужчина, юный, полный сил, с красивыми завитыми золотыми волосами. И к нему приближает свое лицо некто, похожий на черного кабана, черного поросенка. Если лоб у Христа выпуклый, то у Иуды вогнутый, как у неандертальца, и маленькие глазки под нависшими лобными костями, всматриваются в его глаза.
Это и есть самое интересное — то, чего в европейском искусстве вообще практически никто не делал: когда центром композиции являются даже не эти два лица, а когда центр композиции перенесен на внутреннее психологическое состояние. В центре находится то, что происходит только между этими двумя людьми, — безмолвное объяснение, объяснение глазами.
Снизу — толстый, нескладный, уродливый, отвратительный тип Иуда Искариот, он всматривается в лицо Христа, он ищет для себя какого-то ответа. Не оправдания даже своему поступку, а чего-то другого, чего он не знает, но хочет узнать, что является причиной его страшного падения. А Христос не отвечает ему взглядом, Иуда ничего не может прочитать в его глазах. У Христа спокойное лицо, он не презирает Иуду, но спокойно смотрит на него, не отвечая ничего, отражая его взгляд.
Это называется пауза. Вот эта зависшая пауза лучше всего удается в кино и в театре, особенно в современном театре, в театре Чехова. Нам кажется, что происходят очень бурные действия, а на самом деле действие останавливается в кульминационной точке, оно все подвешено к паузе, к молчанию, к секунде до того, как Иуда поцелует Христа.
