Образ автора и героя в романе евгений онегин
Он был франтом и педантом в одежде, потому что учитывал общественное мнение, что высмеивается автором. Смысл названия романа «Герой нашего времени». Пушкин использует параболы, олицетворения и другие художественные средства, чтобы подчеркнуть свою роль и авторскую позицию в романе.
Он постоянно вмешивается в ход повествования, напоминает о себе. В некоторых местах нарушает ход повествования. В своих лирических отступлениях, автор делится с читателями размышлениями о самых разных жизненных вопросах. Благодаря этому создается впечатление дружеского тона, непосредственной беседы читателя с поэтом.
Пушкин и Онегин Художник: Д. Но если б не страдали нравы, Я балы б до сих пор любил. Он комментирует все, что происходит с героями, рассуждает об их жизни. Например, поэт задумывается о будущей судьбе мечтательного Ленского, если бы тот остался жив после дуэли. В «Евгении Онегине» автор то приближается к героям, то отдаляется от них. Примечательна в этом плане встреча автора и Евгения Онегина: Условий света свергнув бремя, Как он, устав от суеты, С ним подружился я в то время, Мне нравились его черты.
И дальше поэт продолжает: Томила жизнь обоих нас, В обоих сердца жар угас. Вместе с тем, автор показывает различия между ним и героем, которые весьма существенны: Цветы, любовь, деревня, праздность.
Я предан вам душой. Всегда я рад заметить разность Между Онегиным и мной. Сам портрет автора в романе скрыт. Кажется, что это человек без лица, имени, внешности. Но, мне кажется, в этом образе отразились взгляды самого Пушкина на все явления жизни.
Думаю, что каждый раз автор, обращаясь к читателю, приглашает его поразмышлять, согласиться или не согласиться с ним. В философских отступлениях романа звучит голос мудрого человека, много повидавшего на своем жизненном пути.
Одно из самых важных лирических отступлений в «Евгении Онегине» - о молодости и старости - дано в восьмой главе романа: Блажен, кто смолоду был молод, Блажен, кто вовремя созрел, Кто постепенно жизни холод С летами вытерпеть сумел. В романе автор выступает как многоопытный человек, повидавший жизнь, Он знает много печальной правды о людях, но он не перестал их любить. Поэт то грустный, то страстный, то насмешливый. Забыл пароль?
Из-за блокировщика рекламы некоторые функции на сайте могут работать некорректно! Пожалуйста, отключите блокировщик рекламы на этом сайте. Целостный образ русской жизни — х гг.
Лирическое в психологическом смысле этого слова восприятие внешнего мира не противопоказано его критическому изображению, а напротив, придает ему реалистическую многогранность и остроту. Проникновенный лиризм — неотъемлемая черта зрелого русского реализма и принадлежит к его лучшим, восходящим к Пушкину национальным традициям.
Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить «Записки охотника» и «Дворянское гпездо» Тургенева, автобиографическую трилогию, «Войну и мир», «Анну Каренину» Толстого, стихотворения Некрасова и такие его поэмы, как «Мороз Красный нос», «Русские женщины», «Кому на Руси жить хорошо».
И во всех названных, и во многих других произведениях русских писателей второй половины XIX в. Описаниям и размышлениям от лица Автора уделено в «Евгении Онегине» неизмеримо большее место, нежели непосредственному развитию сюжетного действия.
Продемонстрируем это на материале первой главы романа, явившейся, по определению Пушкина, «кратким введением» к нему. Из шестидесяти строф первой главы только пять — две самые первые и LII—LIV непосредственно связаны с «действием» романа.
В них дана его исходная сюжетная ситуация. Только ситуация, но еще не завязка. Из первых двух строф мы узнаем, о чем думал «молодой повеса, летя в пыли на почтовых» к своему умирающему дядюшке; из трех предпоследних выясняется, что «молодой повеса» нашел дядюшку уже «на столе», стал его наследником и поселился в унаследованной деревне.
Все остальные пятьдесят пять строф с этими «событиями» непосредственно никак не связаны, но имеют первостепенное значение для характеристики времени действия, а тем самым и его главных героев. В плане первого издания «Евгения Онегина» первая глава озаглавлена «Хандра». Она то и есть то болезненное общеевропейское явление духовной жизни русского общества х гг. Слово «недуг» говорит само за себя.
И именно в этом качестве русский эквивалент английскому «сплину» — «хандра» обрисована в романе во всех своих выражениях: историческом, социально психологическом, бытовом, нравственном и даже эстетическом историко литературном.
И на этом последнем уровне наиболее отчетливо выступает европейская подкладка «русской хандры», представленная английским романтизмом, в основном Байроном, а вместе с тем обозначается и ее нравственный изъян по контрасту с нравственной чистотой и возвышенностью другой, также европейской, уже несколько устарелой традицией русской литературы — сентименталистско просветительной.
А нынче все умы в тумане, Мораль на нас наводит сон, Порок любезен, и в романе, И там уж торжествует он. Русская «хандра» и английский «сплин» — две национальные формы общеевропейского психо идеологического явления, порожденного эгоистической стихией общественных отношений послереволюционной эпохи.
Именно потому Байрон и стал литературным знаменем русского гражданского романтизма.
Но не меньшее влияние на оппозиционные настроения русской интеллигенции оказала и другая сторона творчества Байрона — его нравственный скептицизм, лежащий в основе разочарованности байроновского героя и его индивидуалистического самоутверждения.
Разочарование в жизни и людях оскорбленной ими мыслящей личности — общая байроническая черта «русской хандры» и гражданского романтизма, явлений далеко не однозначных, во многом противоположных, но смежных. Одолеваемый «хандрой» русский Чайльд Гарольд — Онегин, конечно, не декабрист, но он «сродни» таким русским европейцам, как Александр Раевский, Чаадаев, Грибоедов, Николай Тургенев, и многим другим из декабристской и околодекабристской среды, и в этом его духовное сродство с Автором.
Сложное, явно сочувственное и в то же время несомненно критическое отношение Автора к своему герою как бы размывает ту грань, которая их разделяет. Между тем она четко, хотя и иносказательно обозначена Пушкиным в предпоследней LIX строфе первой главы. Из нее ясно, что Автор уже излечился от недуга, снедающего Онегина. Прошла любовь, явилась Муза, И прояснился темный ум.
Свободен, вновь ищу союза Волшебных звуков, чувств и дум… Кроме того, Автор — поэт по самому своему мироощущению; Онегин же не умеет отличить «ямба от хорея», но зато «читал Адама Смита и был глубокий эконом», т. Человек незаурядного, острого ума, Онегин склонен к теоретизированию, отрешенному от реальных условий и процессов русской жизни и потому бесплодному: Отец понять его не мог И земли отдавал в залог.
В качестве явления социально исторического «русская хандра» предстает в романе Пушкина русским преломлением отличительной черты «века» и его молодого поколения. В этом прямая связь характера Онегина с характером героя «Кавказского пленника». В своем же нравственном качестве «русская хандра» — явление глубоко трагическое и потому не может быть ни осуждено, ни оправдано. И в этом вся сложность характера Онегина и его авторской эстетической оценки. Таким образом, «Евгений Онегин», задуманный как сатирический роман «в роде Дон Жуана», вылился в историко психологический роман о трагедии декабристского поколения, поколения молодых и лучших «русских европейцев» своего времени.
С одной стороны, она заключена в отрыве высокой интеллектуальной культуры «русских европейцев» от нравственных, а через это и народных основ русской жизни.
С другой стороны, «хандра» — это закономерная реакция лучших русских людей на отечественную «азиатчину» крепостных и самодержавных порядков, которые сковывают живые, созидательные силы русского народа и его европеизированной, просвещенной части — дворянской интеллигенции. По цензурным условиям стержневая проблема стихотворного романа Пушкина не получила в нем своего прямого словесного выражения.
Открыто посвященную ей десятую главу Пушкин мог написать только для себя и для потомства, да и то счел за лучшее уничтожить ее.
Но издавая первую главу «Евгения Онегина» , Пушкин хотел намекнуть на один из существенных идейных аспектов начатого им романа в целом. К изданию первой его главы должна была быть приложена гравюра, воспроизводящая собственноручный рисунок Пушкина.
На рисунке изображены автор романа и его герой, стоящие рядом, облокотившись на парапет Дворцовой набережной. Перед ними Петропавловская крепость. За их спинами — Зимний дворец, не изображенный на рисунке, но предполагаемый его композицией. Дворец — парадный фасад самодержавия. Крепость политическая тюрьма — его действительная сущность.
